Осадив на всём скаку коней, отряд шагом подъехал к краю айвана, остановился.
— Где бек Мирза Дотхо? — спросил Силин, оглядывая испуганно жмущихся к стене нарядных людей.
— Их великолепие бек — да будет он благополучен! — изволили заболеть… — пролепетал дворецкий Сатреддин-бай, склонясь в поклоне.
— Немедленно освободить этих несчастных!..
Ахмед-Джан не выдержал. Как это! Он, сардар, воспитатель наследника афганского престола, полковник, должен терпеть вмешательство презренных гяуров, простых солдат? Вне себя от ярости он подскочил к самому краю айвана и крикнул по-афгански:
— Ты, ничтожная грязь, как смеешь распоряжаться во владениях священной Бухары?
Силин повернулся к нему и на чистом кандагарском наречии спросил:
— Кто вы, почтеннейший? Кто дал вам право кричать на русского воина?
Сардар не ответил.
— Эй, нукер! — скомандовал он. — Стащить их с лошадей! Связать!
В тот же момент вся бековская стража окружила всадников. Замелькали палки, ножи.
Сеид Мурсаль схватил за рукав Ахмед-Джана.
— Вы здесь гость… На чужой земле. Хотите вверг нуть бека Дотхо в пучину бедствия; его обезглавит эмир, — шипел он в ухо афганцу.
Силин крикнул:
— В нагайки, ребята! — и первый стегнул по руке сардара, выхватившего револьвер. Оружие выпало.
Казаки, вздыбив коней, так ловко действовали плетьми, что нукеры рассыпались, словно орехи из опрокинутой корзины.
Как только началась свалка, Сабир-байбача спрыгнул с айвана и, подкравшись к Ильгару, занёс руку с ножом.
— Теперь уж я расквитаюсь с тобой.
Он не успел всадить нож в свою жертву. Послышался свист нагайки — рука его повисла. Второй удар ожёг плечо. Сабир свалился под ноги коня.
— Али-Салим, Алёша… — прошептал почерневшими губами Ильгар.
Тотчас все четверо были сняты с деревьев. Чайханщик хлопотал возле них, напоил остывшим чаем, перевязал раны и помог уложить на арбу.
Тем временем гости бека поспешно скрылись в арке, где их расторопные, догадливые слуги уже седлали коней.
Когда послышался скрип отъезжающей арбы и цокот копыт, к чулану подошёл дворецкий Сатреддин-бай и, смиренно склонившись, проговорил:
— Многомилостивый, благороднейший бек-бобо, прошу вас… Нечестивые уехали.
Дверца медленно отворилась, бек Дотхо, точно куль, вывалился из тесного чуланчика.
— Чаю, чилим[46]! — застонал он.
Подъехал Сеид Мурсаль с двумя мюридами. Слез с коня и, взойдя на айван, приложил руку к сердцу:
— Ваше могущество, достопочтенный бек-бобо, разрешите принести вам благодарность за ваше гостеприимство. Священные обязанности призывают меня в Вахан.
