— В самом деле, что же тебе подарить? Разве что ослиный вьюк травы? Вон какая трава роскошная.
Парнишка обиделся:
— Зачем мне твоя трава! Тому, кто первый тебе весть о сыне принесет, ты свой кожаный ремень обещал. На другой подарок я не согласен!
— Правильно, не соглашайся, Караджа, — поощрил подростка Махтумкули, посмеиваясь. — На его месте я бы тебя хивинским халатом одарил.
Ягмур махнул рукой:
— Эх, так и быть — твой ремень, Караджа!
Парнишка обрадовался. Проворно вскочил на ишака и, усердно шпоря его босыми пятками, помчался в село — хвастаться перед друзьями редким подарком.
Махтумкули глядел вслед, и бледная усмешка плавала на лице поэта.
— Как он возликовал! У него есть ремень… Теперь он пожелает иметь халат и сапоги. Затем потребуется конь и оружие, скот, разное добро… Такова человеческая суть: желания начинаются с малого, а кончаются тем, что не хватает целого мира, чтобы насытить их…
Он говорил тихо, он словно сам с собой разговаривал.
А Ягмур все упивался своей радостью.
Мяти положил ему на плечо свою крепкую, тяжелую руку:
— Молодец твоя Бостан — с сына начала семью пополнять.
— Тебе того же бог даст, — расстроганно отозвался Ягмур.
— Ай, не знаю, — с сомнением качнул головой Мяти. — Прежде жениться надо. А там сын родится или дочь — одному аллаху ведомо.
— Это и нам определить не сложно, — вмешался Махтумкули; в глазах его опять прыгали веселые искорки. — Дай-ка свою руку.
Мяти понимал, что друг шутит, но руку протянул со всей серьезностью:
— На… Авось угадаешь, не даром ты мулла.
Махтумкули долго, с преувеличенным вниманием, разглядывал широкую ладонь Мяти, потом торжественно заявил:
— Твой первенец — сын. Но похож он будет не на тебя, а на мать.
— Лишь бы на кого-нибудь из нас, — согласился Мяти. — А то ведь бывает рождаются на соседа похожими.
Все трое переглянулись и расхохотались.
Ягмур отсмеялся первым и вдруг задумался.
Снова зацокали копыта по каменистой извилине ущелья. Из-за поворота показался всадник.
— Адна-хан пожаловал, — узнал Махтумкули. — Кто-нибудь из вас возьмите для приличия его коня под уздцы. Пусть попыжится.
Всадник приблизился. Это был крепкий джигит в красном шелковом халате и ладно сидящей белой папахе; ноги в черных сапогах уверенно опирались на стремена. За кушаком всадника торчала белая костяная рукоятка ножа, по конскому крутому боку похлопывала сабля в узорчатых ножнах, над плечом виднелся ствол ружья.
Ягмур проворно подбежал, с почтительностью взял коня гостя под уздцы, так же почтительно предложил спешиться. Но Адна-хан, видимо, понял, что над ним собираются подшутить — натянул резко поводья, заставив коня высоко задрать голову, и рука Ягмура сорвалась.
