— Ай, поглядим! — безмятежно отмахнулся Мяти. — От предназначенного, понятно, не уйдешь, но меня занимает другое. Поговаривают, что Ахмед-шах[2] недалеко ушел от остальных любителей власти и корысти. Какой же в таком случае смысл тащиться к нему? К тому же он, говорят, из кизылбашей.
Ягмур выплеснул через плечо оставшийся на дне пиалы чай, возразил:
— Нет, он не кизылбаш, он афганец. Суннит, как и мы. По рассказам, справедливый, относится к подданным, как к собственным детям.
— Сказки! — разгорячился Мяти. — Ты наивен, Ягмур, как малый ребенок. Когда это шах был справедливым?
— А вот и был! Разве не слышал ты, о чем толковали минувшей ночью старики?
Махтумкули, медленно подняв веки, поочередно окинул взглядом спорщиков. Лицо его посуровело, строгими стали только что лучащиеся улыбкой глаза. Прислушиваясь к перепалке друзей, он перебирал собственные мысли об Ахмед-шахе Дуррани, о Човдур-хане…
Разговоры о том, что Човдур-хан якобы собирается к Ахмед-шаху в Кандагар и берет с собой много всадников, переходили из уст в уста, будоражили людей, ибо люди были не сторонними наблюдателями, а как бы и участниками предстоящего похода. Слухов было много — и похожих на достоверные, и не очень похожих. Настойчиво поговаривали о государственной мудрости и великодушии Ахмед-шаха. Однако некоторые утверждали диаметрально противоположное. Потому и Мяти с Ягмуром разных мнений придерживались.
— Как-то раз, — заговорил Махтумкули, дождавшись, когда спорщики на минуту примолкнут, — один обиженный жизнью бедняга отправился за истиной к Ануширвану Справедливому[3]. Придворные долго куражились над бедняком, и он наконец взмолился: «Почтенные! Я пришел сюда в поисках справедливости с другого конца земли. Не мучайте меня, а то я пожалуюсь Ануширвану и на вас!» Ему ответили: «Глупец! Минула неделя с тех пор, как отбыл шах к подножию престола Аллаха, а справедливость… ее унесла на своих крыльях птица Симрук еще до того, как омыли тело Ануширвана. Если ты действительно возжаждал справедливости, глупец, ищи ее на небе. Она там!»
Мяти невесело рассмеялся и повернулся к Ягмуру.
— Слыхал? Где — шахи, а где — справедливость? Вставай! Я сейчас покажу ее тебе!
Ягмур не проявил особой охоты к единоборству. Однако Мяти схватил его за руку, и они начали барахтаться на мягкой траве. Махтумкули подзадоривал:
— Держись, Ягмур! Держись, не поддавайся! Податливостью от противника не спасешься!
Стараясь не ударить в грязь лицом, Ягмур напрягал все силы. Да разве с этим чертом Мяти справишься! Его ручищи будто из железа — схватил запястья, сжал, хоть кричи от боли…
