Он гордился талантом своего отца. А как не гордиться? Среди народа Довлетмамед Азади считался ученым, постигшим семьдесят две науки[10]. Его газели и дидактические стихи пользовались огромной популярностью от Хивы до Бухары. Он знал наизусть все суры Корана, знал шариат, тарыкат, хакыкат[11], досконально изучил труды Эфлатуна[12], философские взгляды Фирдоуси, Несими, Низами, Навои.
Отец был не из тех людей, которые жили только заботами о собственном доме, собственном достатке. Он жил заботами народа, пытался осмыслить происходящие вокруг события. Размышляя, приходил к выводу, что жизнь становится все более беспокойней, более безрадостной и шаткой. За одним кровавым катаклизмом следует очередное бедствие, за этим — третье, и так без конца. Как же быть, где выход?
Довлетмамед искал, настойчиво и целеустремленно искал ответ на эти вопросы, строил предположения, пытался совместить то, что, совмещаясь в теории, не совмещалось в жизни, порождал антагонизм. Особые надежды возлагал он на правителей, распоряжающихся судьбами людей — призывал их в своих произведениях к гуманности, осмотрительности, щедрости, считая, что это — залог гармонии общественных отношений. Он писал:
Если шах справедлив, ценит свой народ,
Близким другом его народ назовем
Кто такого шаха не станет чтить,
Для того сам народ может гневным быть.
Махтумкули с неослабевающим интересом перечитывал строки, завершенные отцом совсем недавно. И чем пристальнее вчитывался, тем больше они звали к размышлению, к анализу.
Отложив рукопись, Махтумкули взял книгу, стал перелистывать. Это была поэма Хагани[13] «Подарок двух Ираков» и «Тюремные касыды».
Послышался голос отца:
— Махтумкули!.. Ты здесь, сынок?
— Здесь, отец! — отозвался поэт.
Он собрал листки с отцовскими строфами, вложил их в одну из книг, что грудились на ковре, стал приводить в порядок книги.
Вошел Довлетмамед. Он тяжело дышал. Лицо было озабочено.
— Где Мамедсапа?.. И Абдуллы не видать.
— Они пошли слушать бахши, отец.
— Почему не пошел с ними ты?
— Читаю касыды Хагани.
— Хорошее дело делаешь. Хагани мудрый поэт.
Довлетмамед смотрел на сына с любовью и гордостью. Он не обижал привязанностью всех своих сыновей, но младшего выделял особо, возлагал на него большие надежды. В нем отец видел самого себя, свои чаянья, свои неосуществленные замыслы. Чтобы дать ему систематическое образование, как следует познакомить с произведениями выдающихся ученых и поэтов мира, Довлетмамед отправил сына учиться в Хиву, в знаменитое медресе Ширгази-хана.
