— Ну что, удалось переубедить сердара?
На вопрос Мамедсапы Махтумкули ответил не сразу. Налил чай из чайника в пиалу, вылил обратно. Еще раз проделал то же самое.
— Сердар наш из тех ловкачей, что и овечий курдюк с волками делят, и с чабанами застолье водят. Под прикрытием Ахмед-шаха он рассчитывает стать владыкой гокленов, а при удаче — и всех туркмен. Где для такого найти убеждение? Он ничего не теряет, заигрывая с Ахмед-шахом. Но вот бы оба…
Мамедсапа пожал плечами:
— Я не еду.
— А ты, Абдулла? Какую ты преследуешь выгоду, собираясь в Кандагар?
Абдулла промолчал, сделав вид, что занялся чаем.
— Ты не задумывался, почему не едет сам сердар? Почему он сына своего, Адна-хана почему не посылает? Да потому, что он хитрее нас с вами! Он не хочет играть в прятки с судьбой, он знает цену своей жизни. Мы же… мы не знаем ни цены, ни вкуса бытия. Мы — как щенки с голубыми глазами!
Наступило молчание. Оно затягивалось. Никто не отвечал на страстную тираду Махтумкули. Он сам нарушил молчание:
— Ахмед-шах подобен волку с окровавленной пастью, а волк не может быть хранителем овец. Не уезжай, брат!
Вместо ответа Абдулла сокрушенно и виновато вздохнул.
2
Подбив под грудь подушку, Махтумкули лежал и читал отрывки из отцовской поэмы «Проповедь Азади».
Небольшой дом, сложенный из сырцового кирпича, был любимым местопребыванием поэта. Он проводил здесь все свое свободное время, часами, не вставая, читал или писал. Благо, летом здесь было прохладно, зимой — тепло.
Дом этот построен был руками самого Махтумкули. В бытность свою в Хиве поэт интересовался ремеслом строителя, научился делать кирпичи, складывать стены, укреплять кровлю.
А потом, с помощью братьев, конечно, решил строить в селе необычное жилище.
Да, для Хаджиговшана это был единственный в своем роде дом. Вокруг были либо войлочные кибитки, либо камышовые мазанки. Хаджиговшанцы могли бы при желании строить более солидные жилища, да не располагала к этому сама жизнь — беспокойная и ненадежная из-за частых набегов кизылбашей.
Строительный лес для дома Махтумкули привез из-за гор Из того же леса были напилены доски для книжных полок. Полки занимали в доме главенствующее положение, являлись главным предметом обстановки, и были сплошь заполнены книгами и свитками рукописей.
Пол покрывали камышовые циновки. Сверху были расстелены кошмы. А там, где обычно располагался Махтумкули, радовал глаз переливами красок искусный, с удивительно светлым орнаментом ковер. На нем лежал сейчас поэт, читая «Проповедь Азади».
