В отличие от последних визитов Александра бодра и энергична. Перед тем как сесть в машину, спрашивает, не стану ли я возражать, если она поведет. Нервничает, точно школьница, спешащая на свидание в отцовской машине. Надо ее хоть чем-то занять. К тому же я все равно понятия не имею, куда ехать.
Не знаю, как уж там ее гоблины и духи, может, давно не заходили, но Александра совсем не против, чтобы я уделил ей немного внимания. Смеется, когда я спрашиваю о ее потусторонних приятелях. Не знаю почему, но она напоминает мне тех несносных священников, с которыми время от времени сталкивается каждый, тех, что всегда готовы снять воротничок и забыть ненадолго о своем сане. Александре тоже ничто не мешает поразвлечься за счет религиозности.
В последнее время она, оказывается, проникает в фантазии и воспоминания знакомых женщин и получает удовольствие вместе с ними. Отводит глаза от дороги, смотрит на меня и улыбается. Какой прекрасный вечер провела она недавно вместе с Анной…
Как, черт возьми, ей удалось узнать об этом — не представляю. Я ни о чем не рассказывал, Эрнест, Артур и Сид тоже не могли ничего сказать. Может, проболталась сама Анна? Тогда эта стерва еще хуже, чем я о ней думал.
Улице нет конца, и я, чтобы скоротать время, поднимаю у Александры юбку и запускаю руку в теплое гнездышко. Она вовсе не прочь поиграть, ее это нисколько не отвлекает. Под юбкой ничего нет, и, когда я добираюсь до расщелины, по бедрам уже течет.
Расстояние между уличными фонарями увеличивается, дорога становится хуже и хуже по мере приближения к реке; утешает лишь то, что дело будет не где-нибудь в центре города. Пытаюсь получить от Александры хоть какое-то представление о том, что нас там ждет, но она упорно отмалчивается. Говорит только, что скоро я сам все увижу.
Сворачиваем на боковую улочку, представляющую собой нечто вроде аллеи, выезжаем в переулок, и машина останавливается в тени высокой каменной стены. Выходим… Я осматриваюсь и не замечаю ни малейших признаков человеческого жилья. Следую за Александрой, держа руку на ее голой заднице. Проходим через устроенные в стене деревянные ворота, топаем по разбитой дорожке к приземистому кирпичному строению и попадаем в плохо освещенный то ли холл, то ли коридор.
— Когда-то здесь была молельня монастыря урсулинок, — объясняет Александра, ведя меня по узким, пропахшим аммиаком вестибюлям и комнатам, — а еще несколько лет назад — амбар.
Она смахивает мою руку со своей ляжки, и мы входим в помещение побольше, но тоже скудно освещенное, где уже сидят, негромко переговариваясь, несколько человек. Ничего особенного, насколько я могу судить, обычные религиозные фанатики, разве что сучки поаппетитнее да педики видны с первого взгляда. Разумеется, никого ни с кем не знакомят. Александра подводит меня к дивану и, предоставив самому себе, куда-то удаляется. Пытаюсь завязать разговор с очень симпатичной телкой с печальными глазами, которая сидит рядом, однако она погружена в медитацию и делает вид, что ничего не слышит. Жаль, сучка действительно очень хороша. Когда ко мне с таким же намерением подваливает какой-то хрен, беру пример с соседки. Наверное, здесь такое в порядке вещей, потому что через пару секунд он отходит.
