— Буду с ним трахаться! Буду! Буду!
Отвешиваю еще. А толку никакого. Задница розовая, а песня все та же, только громче.
— Буду с ним трахаться! Буду! И отсасывать буду! Можешь бить меня сколько хочешь, все равно буду! И пусть мама смотрит! Мне наплевать! Бей сильней… Буду с ним трахаться, даже если и пообещаю, что не буду!
Бей сильней. Сука!.. Я сдаюсь. Пора бы уже понять, что заставить их трахаться или отсасывать можно, но не трахаться и не отсасывать, когда они вошли во вкус, уже нельзя. И никакое битье тут не поможет. Останавливаюсь, и Снагглс заползает ко мне на кровать.
— А теперь выеби меня! — хнычет она. — Ты сделал мне больно… давай же, вздрючь меня!
Ладно, уж я тебя вздую… добавлю угольков… Переворачиваю ее на живот, занимаю позицию сзади, раздвигаю ноги и ввинчиваю. Идет туго, хотя вроде бы и отсосала, но, к счастью, смазки хватает, так что мы продвигаемся. Засаживаю в полный рост… Снагглс верещит, потом стонет… следующий удар придется уже в матку… Вынимаю…
Все, теперь без шансов. Обхватываю одной рукой за талию, другой загоняю приятеля в задницу. Вошел. Снагглс прыгает, как кролик, но поделать ничего не может. Господи, и как только у них ничего не рвется… послушать этот вой, так там уже живого места не осталось.
Нет, визжит Снагглс, она никогда больше не будет трахаться с папочкой… никогда не будет делать ничего такого, чего я не хочу… если только я остановлюсь. Обещает быть хорошей девочкой. Обещает все на свете…
Мне давно наплевать, даст она Сэму или нет. Если так хочется — пусть навалит кучу ему в суп. Я намерен затрахать ее до потери рассудка, но в результате получаю всего лишь гребаную реку свежего сока.
— Поиграй лучше с моей пиздой! — выдыхает Снагглс. — Я больше так не могу.
Говорю, чтобы поиграла с ней сама, и что вы думаете — играет, сучка! Лезет в дырку пальцами… ковыряется… В конце концов добавляю к ее пальчикам пару своих, попроворней, а потом выдаю фонтан в задницу, и она кончает, да так бурно, что чуть не до потолка подпрыгивает.
К Энн лучше не подходить, у Сэма ни к черту нервы.
Вообще-то винить их трудно. И если Энн сама навлекла на себя неприятности, то бедняга Сэм…
Эрнест принес Энн фотографии. Прекрасные снимки, если учесть, в каком состоянии мы все тогда находились. Но Энн просто не способна их оценить. Особенно на нее подействовали те, на которых ее окружают с полдюжины совершенно незнакомых типов. Сначала она обвинила Эрнеста в жульничестве — мол, они все поддельные. Затем, поняв, что все эти парни действительно трахали ее и что теперь по Парижу разгуливает столько народу, имеющего самое близкое знакомство с ее анатомией, закатила истерику. По крайней мере так говорит Эрнест, сам-то я с ней еще не встречался — возможно, и к лучшему. И еще он боится, как бы она не узнала, что мы еще и получили кое-что за привилегию трахнуть пьяную американку.
