Я запаниковала. К этому времени я рассчитывала уже, дожидаясь заката, запивать пивом чили «Крейзи Эд», что Карен Зи сунула мне с собой; но я припозднилась с выездом. Сдав назад, я развернула машину на север и помчалась дальше, через ряд альтернативных кемпингов, которые знала по прежним годам, когда исследовала эту долину. Все они стояли вдали от наезженных дорог, вдали от больших туристических лагерей и людей. И на каждом из них оказался тот же знак. Отчаявшись, я поехала через Касл-Вэлли в Фишер-Тауэрс, чтобы проверить тамошние кемпинги, – увы, слишком много народу. И Элвиса пришлось бы держать на поводке, что означало: мы оба будем несчастны.
Через два часа, когда солнце уже давно скользнуло за приречную скальную стену, долину словно присыпало синей пудрой. До темноты оставалось всего ничего. Я должна была принять решение: ехать в большой кемпинг, где банды мотоциклистов и шумных внедорожников будут стоять между мной и спокойной ночью, – или незаконно проникнуть на туристическую стоянку.
После почти трех недель ночевок в полудюжине разных постелей и ношения впопыхах купленной или пожертвованной обуви и одежды я тосковала по привычности, по месту, где моя история была бы написана узором шалфея, изгибом киноварного останца. Так что я кое-как протиснула свой внедорожник мимо знака, просматривая всю дорогу в зеркале заднего вида с гулко бьющимся сердцем. Что, если кто-то меня видел?
Оказавшись на стоянке, я старалась держать Элвиса при себе. Слишком нервничая, чтобы разводить костер или готовить горячий ужин, я писала в блокноте при свете головного фонарика, зажав его в руке, и ела сыр с крекерами. Река, полная красного ила, мрачно кружила рядом. Элвис сидел на краю лагеря, неся дозор.
Скорбеть по предметам казалось мне глупостью и ребячеством. У меня был Элвис. Я была жива. Я не позволю себе погрязнуть в разочаровании.
В отдалении прошел призрачный дождь. Я смотрела, как облака склонялись к горизонту, роняя капли, которые испарялись, не успев достигнуть земли. Я лишилась всего так внезапно и так неожиданно, что эти вещи существовали теперь лишь как смутные воспоминания – как дождь, который не касается земли, как присутствие, маячащее на горизонте. И все же я не могла скорбеть. Я знала, что я – это не мои вещи. Этот факт стал ясен мне в тот же миг, когда я увидела пламя. Скорбеть по предметам казалось мне глупостью и ребячеством. У меня был Элвис. Я была жива. Я не позволю себе погрязнуть в разочаровании.
