«Поджог, конечно, тоже — вопрос конкуренции… Авангард делает сам себя (Че Гевара). Кто совершает самые трескучие деяния, тот и задаёт направление». «Критика оружием» должна заменить «оружие критики».
А заложил четверых некий друг хозяйки. В постели вечером дня поджога фрау Ф. подтвердила, что её гости «действительно нанесли удары», о чём «он обязан молчать». «Потому что только необычными акциями можно привлечь внимание, чтобы через террор и страх добиться наконец улучшения общественных отношений».
В Берлине полиция допросила друзей и спутников жизни франкфуртских арестантов.
Некая Эллинор Михель заявила, что Андреас Баадер — отец её дочери. Его политические воззрения всегда казались ей «наивными и детскими». В основном он жил за её счёт. Она может характеризовать Андреаса Баадера «как человека, который ни к чему не испытывает интереса и против всего протестует».
Бернвард Веспер: Когда и с какой целью Гудрун поехала (через Мюнхен) во Франкфурт, сказать не может.
Гудрун и Веспер-младший, пока она сидит, вовсю обмениваются письмами. В одном из них вот что она просит его сделать: «ИТАК, ЕСЛИ (очень важно) у ТЕБЯ достаточно свободных денег (марок 100), то пожалуйста ступай, ищи, найди мне (у Зельбаха, в С&A) лаковую куртку до середины бедер» — и сообщает данные о росте, покрое и цвете (предпочтительно тёмно-красный). Хорошо бы он принёс её на процесс.
Середина октября. Точнее, 14 октября. Четверо заняли места на скамье подсудимых. Перед франкфуртским судом присяжных: Гудрун в своей красной кожаной куртке.
Они начали (под фотовспышками) целоваться, дымить сигарами a-la Че, и вообще вести себя как актёры.
Хорст Зёнлайн на обороте своих фото (он раздавал их прессе) написал номер своего банковского счёта.
Баадер принимал позы то Бельмондо, то Марлона Брандо и произносил тексты «то ли Жене, то ли Буковски».
Гудрун была в красной куртке.
Паре Баадер — Энслин легко удалось привлечь внимание и присяжных и прессы. Он — эффектный красавец, действительно по типажу близкий к тогда гремевшему Марлону Брандо. И она на певучем швабском диалекте произнесла в микрофон своё кредо: «Это было правильно, что что-то было сделано». «Люди в нашей стране и в Америке… им надо жрать, они должны жрать, чтобы у них даже мысли не возникало такой — задуматься (…) Удивительно — мне тоже нравятся автомобили, мне тоже нравятся все эти вещи, которые можно купить в универмагах.
Но если ты обязан их покупать затем только, чтобы не прийти ненароком в сознание, то цена чересчур высока». «Я никак не пойму, почему то, что творилось веками и осознано было как ложное, почему оно должно твориться и впредь, причём так твориться, будто ничего и поделать нельзя… Я говорила судьям, я знаю, почему они говорят, ничего, мол, поделать нельзя — потому что они не хотят ничего смочь. Я же, напротив, хочу что-то совершить».
