Через мгновение Кунта уже кричал от мучительной боли – соленая вода разъедала старые и свежие раны. Его крики слились с криками остальных и заглушили звуки барабана и странного сипящего инструмента – настало время прыжков и танцев для тубобов. Кунта и волоф так ослабели после избиения, что дважды споткнулись. Но новые пинки и удары кнута заставили их неуклюже задергаться в своих оковах. Ярость Кунты была так велика, что он почти не слышал, как женщины пели: «Тубоб фа!» А когда его наконец вернули в темный трюм, сердце у него отчаянно колотилось от желания убить тубоба.
Каждые несколько дней восемь голых тубобов спускались в зловонный мрак и выносили чаны, полные экскрементов, скапливавшихся на досках, где лежали чернокожие. Кунта лежал молча, пылая от ненависти. Он следил глазами за прыгающими оранжевыми факелами, слушал ругательства тубобов, которые иногда поскальзывались и падали прямо в вонючую грязь в проходах. Зловоние становилось невыносимым – пищеварение у рабов нарушилось, и теперь экскременты просто стекали с полок прямо в проходы.
Когда их в последний раз выводили на палубу, Кунта заметил мужчину, который тяжело прихрамывал. Ноги его были в ужасном состоянии. Главный тубоб смазывал их мазью, но ничего не помогало. Человек этот начал ужасно кричать в темном трюме. Когда подошло время следующей прогулки, он не смог выбраться сам, и ему пришлось помогать. Кунта заметил, что нога его, которая раньше была какой-то серой, начала гнить и распространять зловоние даже на свежем воздухе. Когда всех отправили назад в трюм, этого человека оставили на палубе. Через несколько дней женщины в песне рассказали узникам, что ему отрезали ногу и одну из женщин приставили ухаживать за ним, но той же ночью несчастный умер, и его выбросили за борт. С того времени тубобы, приходившие чистить полки, стали приносить с собой раскаленное железо и ведра крепкого уксуса. Едкий пар на время убивал зловоние, но очень скоро прежняя удушающая вонь возвращалась. Кунта знал, что запах этот навсегда останется в его легких и на коже.
Ровный гул, возникающий в трюме, как только тубобы скрывались, постепенно нарастал. Мужчины начали лучше понимать друг друга и больше общаться. Непонятные слова передавали шепотом вдоль полки, пока кто-то, кто знал несколько языков, не разъяснял их значение. Так все мужчины на каждой полке учили новые слова на языках, которых не знали раньше. Иногда кто-то из мужчин дергался, ударяясь головой о потолок, – таким был восторг от возможности общаться, причем в тайне от тубобов. Мужчины часами разговаривали друг с другом, и постепенно у них возникло ощущение братства. Хотя все были из разных деревень и племен, они более не ощущали своих различий – несчастье и страдание объединили их.
