Помню, как екнуло сердце, когда звякнул ломик о металлическое, екнуло и бешено заколотилось. «Не древний ли клад, легендарная библиотека великого Улугбека, которую весь мир столько ищет? Нет, ну ее к черту, библиотеку, сделай же так, Господи, чтобы был это вход в пещеру!»
И Бог услышал меня. Бог ребе Вандала и нашей удачи…
Мы отдохнули и помолились, потом пообедали, взялись за два кольца и открыли Железные ворота, запиравшие подземелье. Кто бы мог знать, что именно в этом месте воздвигнута обсерватория — несколько веков спустя после написания пергамента? Кто бы это место нашел нам, если бы не ребе Вандал?
Белые, словно мрамор, ступени плавно уводили вниз, а своды состояли из странной матово-светлой породы. Я эти странные стены щупал — чешуйчато-слюдяные. В соли будто идем? И даже лизнул их тайком — в них не было никакого вкуса… А воздух, Илана, мать ты моя! Воздух здесь был, как в раю, как у нас в Иерусалиме, да… «Как в целебных пещерах Урала!» — брякнул Дима, который вычитал это в Москве и был знаком с морфологией чуть ли не всех пещер мира.
Вдруг обнаружилось, что нет нужды в лампе. Неведомо как и неведомо почему со всех сторон начал струиться мягкий, таинственный свет. А каждый в стене кристаллик играет всеми цветами радуги, каждый кристаллик — алмазик. «А это уже ни на что не похоже!» — комментировал этот умник.
Так мы, Илана, спускались вниз, шли буквально, как в дивной сказке, а сияние ширилось, разрасталось и под конец стало пугать. Прибор моего врага, определяющий глубину, давно показывал, что мы в глубочайших недрах. Он говорил это Мирьям, которую бережно вел под локоть, как Золушку на балу, как принц этой дивной сказки.
Я вижу, моя любопытная, вам хочется меня спросить: «Ты этому принцу завидуешь? Ведь ты спишь с Золушкой! Ты с ней спишь, а не он!» Э, нет, моя обольстительница, не так все просто! Я ведь человек восточный, я ласки хочу и нежности. Я рыцарем быть хочу дамского сердца, а не только справлять с этой сукой скотскую похоть чуть ли не в каждой щели, в каждой впадине… Ей нравится душегубство такое, и мне это стало нравиться — душегубство с убийством: мне есть ей за что мстить, за что убивать бесконечно и с наслаждением — я по ее вине сифилитик, хронический сифилитик, и это моя проблема, моя вечная мука! Но кто она — эта ведьма с клычком, таким похотливым и аппетитным, этим кошачьим ртом, с губами, как бумеранги, — кто она? И этот добрый волшебник и чудотворец на нашем балу — ее родной дядя, кто он? Почему уживается с нашей грязью? Или не видит ничего и знать ничего не хочет?
