Как папа наш на объектив,
Набросила, но было жарко,
Огонь работал сколько мог,
но все швыряли, что попало,
Мантилью, тряпки, одеяло
И Наденьку свалили с ног.
Она в беспамятстве лежала,
Лакей за доктором пошел
И наконец его привел.
А Надя бедная дрожала
И слезы горькие лила.
Вся обожженная насквозь,
Ей много дней страдать пришлось -
Депеша сразу не дошла.
И наконец, в тот день когда
В Москву Богдановы явились,
То Наденька так изменилась,
Что не осталось ни следа
От той, что нашей квартиранткой
У нас в имении была,
Что Маню Манечкой звала
И нарекала интриганкой.
Она совсем иною стала,
Верней, она в себя пришла,
Такой, как в юности была
И не от боли так рыдала.
Она опять любовь вкусила,
А тетю Маню больше всех
Молила отпустить ей грех,
И всё прощения просила.
На третьи сутки умерла.
Все слезы лили возле гроба.
И уж, конечно, те особы,
Кому хозяйкою была.
А тетя Маня их простила:
«Не дай другому в зад ногой -
Сам Вседержитель был слугой.»
И жить по воле отпустила.
X
Зима в тот год была лютая,
Как наш Гаврила говорил...
Мороз такого натворил,
Что снег лежал почти до мая.
И вот, чуть позже Рождества,
Вдруг папа в отпуск к нам приехал -
О. сколько было слез и смеха.
Он показался нам сперва
Помолодевшим в том Дербенте,
Где всю войну он проживал,
Откуда нам посылки слал,
И в отпуск выехал моментом.
И сыну Нике он вручил
Прекрасный дорогой подарок,
Альбом для иностранных марок,
А мне колечко подарил.
Ему ту комнату топили,
Где летом Наденька жила.
И я сама там убрала,
В углах почистила от пыли.
А утром оказалось, что он
Всю ночь, бедняжечка, страдал,
Совсем не спал, не отдыхал,
И был вообще разочарован.
Все дело в том, что той болезни,
Что он болел, тогда врачи
Не знали, как ее лечить,
Что папе вредно, что полезно.
Его в Берлине год лечили,
Но то лекарство, как назло
Нисколечко не помогло.
Болезнь ту звали — аллергия.
Он знал по опыту, что может
Жить у Богдановых, в Москве,
И в Петербурге на Неве,
Но, скажем, в Туле — кости сложит.
Что если он поест моркови
Иль к брату Дмитрию пойдет,
И с ним хоть сутки поведет -
Простится с жизнью и любовью.
Они не виделись годами
Ни с Митей, ни с его женой,
Избрав для связи путь иной -
То были письма, что пудами
Копили оба по старинке.
Все дядя диктовал жене,
Затем, от дяди в стороне
Их размножали на машинке.
XI
На утро я, по детской прыти,
У папы в комнате была.
А он сказал: «Ну и дела,
Скажи, когда у дяди Мити
Еще зимой бывали вы,
С детьми играли в кошки-мышки,
Какие вам дарили книжки?
Что привезли вы из Москвы?»
«Сейчас узнаю... Но я помню,
