На белых мамонта костях.
О, пламя дня и мрака тени
На побережьи возле скал!
Кто из грядущих поколений
Вас обретя, не узнавал!
И блеск, немыслимо прозрачной
Воды, сбегающей звеня,
Для всех зверей был однозначным
И для меня, и для меня.
И я божественную влагу
Любила слизывать тайком
С ладони доброй Карадага
Дрожащим тонким языком.
Миров движенье безгранично,
Оно, как мудрый чародей -
И я живу, в ином обличьи,
Среди людей, среди людей.
И уж не чую запах вражий
Из многочисленных засад.
А я - все та же, я - все та же,
Как миллионы лет назад.
Москва, ноябрь, 1971
Хочу мучительно припомнить, как пробрались
К Аримафейскому Иосифу, в тот сад,
Где он лежал. И как всего боялись,
Как тени принимали за солдат.
Как шли к пещере, где огромным камнем,
Закрыли вход, Чтоб уберечь Его, -
И обомлели - камень был отвален,
И не было во гробе нокого.
Но был там юноша. Его не знали прежде,
С глазами синими, синей самих небес,
С высоким лбом, в сверкающей одежде.
И он сказал: "Не бойтесь, Он воскрес!"
А мы бежали в ужасе великом,
И вдруг увидели Его в своем кругу,
Опять живого... С просветленным ликом...
О, как хочу припомнить все... О, как хочу припомнить все...
И... не могу.
Москва, 1965
Прочтен акафист повседневный.
В безмолвье погружен дворец,
И вышел из палат царевны
Последний молодой стрелец.
Она одна в опочивальне,
Ей не до мамкиных услуг,
А братья спят в хоромах дальних
И под охраной верных слуг (2 р.)
О, эти братья! Мягче воска,
Была бы с ними их сестра,
Когда б взошла на трон отцовский
Смирив разбойного петра.
Тот брат - тюфяк, пойдет в монахи,
А этот с норовом крутым,
И тянет к шапке Мономаха
Свои огромные персты. (2 р.)
Но я сломлю обычай древний,
Тогда пощады не проси,
И баба, Софья Алексевна,
Царицей станет всей Руси.
Народ простит мне грех невольный,
Когда я завтра, наконец,
Под звон веселый колокольный,
Надену бармы и венец. (2 р.)
Но ах, ломаются колеса,
На шатких дрогах бытия,
И завтра ты простоволоса,
Царевна смелая моя.
А завтра - Господи Исусе!
В монашьей келье голоси...
Вся жизнь - колеса и турусы,
И нет покоя на Руси. (2 р.)
Москва, март, 1976
Когда-то был я Аписом -
Бессмертный гордый бык.
Но враг прижег, как ляписом
Божественный язык.
Когда ж, на лоб, из подлости,
Поставили печать,
То я, не знавший горести
От гнева стал мычать.
Враги меня засунули
В жестокое ярмо,
И, как бы в душу вдунули
Позорное клеймо.
Вокруг меня мучители,
Железная броня...
За что, о, небожители
Вы кинули меня?
Я был, как бритвы лезвие,
Грозой для подлецов, -
