— Милостивый государь, милостивый государь! — с болезненным раздражением отвечал Капараки, чуть приподняв кудрявую голову от подушки. — Будто не родичи, а стряпчие или понятые пришли! Милостивый государь болен. И у милостивого государя долги — ох! ох! — весь в долгах, весь год рассчитывался и должен остался!
— Нам пришлось сделать заем в счет недостающего капитала, — с той же сухостью сказал Михаил Дмитриевич. — Не могли же мы в горячую пору приостановить промывку и сорвать заготовки. Дважды вы принудили нас прибегнуть к сему средству, в котором не возникло необходимости, ежели бы вы, придерживаясь шестого пункта, не манкировали с очередными взносами!
— Я же говорю, — чуть оторвал голову от подушки Михаил Егорович Капараки. — Ну полное безденежье! Вот у вас есть деньги, а у меня нет!
— Почему же у вас нет денег? — тем же сухим, сдержанным тоном возразил младший Бутин. — Вы свою долю получали исправно. В точном согласии с третьим условием акта, с учетом предоставленных вам, по вашей просьбе, льгот. Давайте разберемся, господин Капараки, мы ведь с вами люди серьезные, не в фантики играем!
Николай Дмитриевич предупреждающе взглянул на младшего брата: не очень круто, помаленьку, все же в постели человек, не то нам придется ему примочки делать или Капитолину Александровну кликать на помощь!
— Мы разделили участие в Товариществе, как вам известно, милостивый государь, на сто двадцать паев. При этом выделили, пойдя вам навстречу, из числа всех приисков три: Софийский по реке Нараке, Ивановский по реке Жерче и Евгеньевский по реке Дарасун — ваши (до образования Товарищества) прииски. Ежли по десяти приискам из ста двадцати паев по сорок пять принадлежат Бутиным, по тридцать — вам, то по трем, названным мною, шестьдесят паев пришлось вам и по тридцати — Бутиным. Так что вы не были в убытке: по крайней мере треть из общего дохода досталась вам! Чистенькими. А нам, двум другим учредителям, достались, милостивый государь, все расходы и все убытки. Каков же получается из сего вывод? А такой: мы, Бутины, вкладываем все средства доходов в дело, а вы, милостивый государь, тратите весь доход на себя и свои нужды.
Он не взглянул на брата. Он не спускал своих узких темных монгольских глаз с Капараки.
А Капараки набирался встречной злости.
Нос у него словно круче изгорбатился и заострился наподобие петушиного клюва. Черные, с сероватым отливом глаза угрожающе засверкали — вот-вот выпрыгнет из-под одеяла, размахивая кулаками. Может статься, не токмо содержание справедливых упреков пробуждало у него сопротивление и ярость, но и этот учтиво-холодный тон. Эти «милостивый государь», «уважаемый», «господин Капараки» — точно он чужой, пришлый, откуда-то свалившийся подозрительный незнакомец!
