Жёстко и угрюмо | страница 72
С большим удовольствием я отсидел первый перелёт, шесть часов из Москвы в Мадрид, затем пересел на рейс «Иберии» и рванул на второй этап: от Мадрида до Лимы, через Атлантику.
Когда ты долго летишь куда-то, через половину земного шара, пересаживаясь с рейса на рейс, – в какой-то момент происходит полное выпадение из реальности. Ты перестаёшь понимать, день сейчас или ночь. Физическое тело человека улетело в запахе высококачественного керосина со скоростью 900 километров в час, а прочие тела – тонкие, эфирные, ментальные – остались дома, позади, они не умеют так быстро перемещаться. Разъятый на несколько тел, человек временно перестаёт быть собой, и мир тоже перестаёт существовать для него; он пребывает в нигде, вне времени даже.
Перелетая через материки и океаны, вы не спрашиваете соседа, который час.
Нет ни дней, ни ночей, ни часов, ни минут, есть только преодолеваемое расстояние.
То, что хотел, я получил очень быстро, где-то в последней трети второго перелёта, когда за иллюминатором – а я сидел near window – появилась Южная Америка.
Я имел возможность обозреть её всю, с высоты в 10 тысяч метров: зелёную, громадную, опутанную серебряными петлями рек; она выглядела мирно, жирно, под солнцем отливала бирюзой; она мне понравилась.
Ещё большую симпатию вызвали обитатели города Лима – перуанцы, люди совершенно неизвестного мне племени, битком заполнившие рейс до острова Пасхи: между прочим, целый толстый «Боинг». Живущие вроде бы на обочине мира, скромно одетые, с коричневыми лицами, состоящими из острых углов, они держались с большим достоинством, и даже их маленькие дети, если плакали – делали это как-то чрезвычайно культурно, без перебора.
Одеты все были не хуже москвичей.
Я ужасно полюбил перуанцев ещё до того, как самолёт оторвался от полосы.
Последний, третий перелёт занял пять часов: от западного побережья Южной Америки – через Тихий океан, четыре тысячи километров сплошной воды без единого клочка суши.
Здесь я уже сильно волновался. Неужели у меня получится?
Здесь был конец мира, дальше самолёты не летали.
Я добился своего, я забрался так далеко, как только мог.
Довольный собой, я сошёл с трапа после 22-х часов полёта поздним вечером 10 марта.
На острове Пасхи начиналась осень. Было примерно +30 при абсолютной влажности.
Одноэтажный деревянный аэропорт за два часа проглотил всех приехавших.
От жары я быстро вспотел, куртку и свитер снял.
Меня никто не встречал, да я и не заказывал встречу: судя по карте, от аэропорта до отеля можно было дойти пешком за четверть часа.