Но то были дела прошлые.
Ко времени взросления бабки Анны на дворе грохотали сталинская индустриализация и борьба с кулаками.
Бабка Аня подделала свою метрику, приписала три года, и в возрасте шестнадцати лет (на самом деле – в тринадцать) пошла работать на завод.
Рослая, широкоплечая, круглолицая, всегда румяная и решительная, очень сильная, – она могла легко прибить любого мужика, она выдерживала любые нагрузки; такие люди были в цене, и её трудоустроили.
В то время её мать, моя прабабка Маша ненадолго села в тюрьму. Она работала на том же заводе. Ради дополнительного приработка выносила из цеха так называемые «концы»: протирочный материал, промасленную ветошь, – её можно было продать и выручить какие-то гроши. «Концы» эти пользовались спросом, они отлично годились для растопки печей.
Неизвестный мне цеховой деятель предложил моей прабабке, матери восьмерых детей, своё покровительство. Он был готов закрыть глаза на злодейское хищение «концов», но взамен хотел интимной близости. Мать восьмерых детей отказала деятелю. Он сообщил куда следует. Прабабку Машу повязали с поличным и за кражу с производства драных промасленных тряпок впаяли два года.
Теперь, спустя полвека, я, правнук, мог бы найти того деятеля. Раскопать архивы. Установить его фамилию, отыскать его родню.
Вскрыть, выявить это гнилое семечко.
Но зачем?
Мёртвые сраму не имут.
Вроде бы отвлечённая формула, но, когда применяешь её на себя, на своих предков, – она наполняется кровавой, смердящей блевотиной реальности.
Мёртвые сраму не имут.
Какой-то ушлый гад упёк мою прабабку на два года лагерей.
Если я найду его потомков, выясню его фамилию, – что это изменит?
Так Анна Васильевна, старшая дочь, осталась главной кормилицей в семье.
Но завод спас её. Не только прокормил, но и устроил всю дальнейшую жизнь.
Она работала в так называемом «обдирочном» цехе. Раскалённые болванки, выезжающие из тюбингов литейного цеха, быстро остывали, покрывались окалиной: эту окалину и следовало «обдирать»; как это происходило – я не знаю, но подозреваю, что вручную.
Когда приспело время, бабка Анна встретила надёжного, весёлого и симпатичного парня по имени Николай, и вышла за него замуж.
Дед Николай отдалённо напоминал модного в те годы одноимённого киноартиста Крючкова.
Дед Николай имел два крутых достоинства: железные зубы во весь рот и бронь от армии.
Не знаю насчёт зубов, но бронь пригодилась: началась война, мужиков гребли широким бреднем и посылали умирать за Родину и за Сталина, – однако дед Николай не поехал умирать, а остался плавить сталь на стратегически важном производстве. Квалифицированный пролетариат считался в те времена привилегированным классом, элитой нации.
