В дверях кухни писатель увидел сидящего на полу Петра; одной рукой он держался за бок, другую – окровавленную – рассматривал. «Иисус» стоял над ним и чесал сальную голову. Девушка, забравшись с ногами на табурет и закрыв пятернёй лицо, тихо выла и смотрела из-под пальцев диким глазом. Тут же на полу в куче белых осколков лежал кухонный нож.
Писатель подошёл, наклонился.
– Куда тебя?
Пётр стремительно бледнел. «Сейчас в обморок упадёт, – подумал писатель. – Нашатыря, разумеется, у них нет. Дать пощёчину – не поймут. Особенно девка не поймёт; сразу решит, что я затеваю драку».
Он сел, взял Петра за плечи, осторожно повалил на пол. Выдернул рубаху из штанов, задрал, – дальше была несвежая нательная фуфайка, под ней открылась неглубокая рана. Раненый издал глухое «ы-ы-ы» и бессвязно выругался. Писатель посмотрел на «Иисуса» и сказал:
– Порез; ничего серьёзного. Можно зашить прямо здесь. Или – везите его в травмпункт. Но учти: это ножевое ранение, врачи вызовут ментов…
– Пускай подохнет! – заорала девушка, крупно затряслась и прижала колени к груди.
– Решайте, – сказал писатель, переводя взгляд с «Иисуса» на Петра.
– Ну… – произнёс «Иисус». – Не знаю… А ты – врач?
– Почти, – ответил писатель, снимая рюкзак. – Неси водку, чистую тряпку и нитку с иголкой. Быстро.
– Пускай подохнет, сука! – крикнула девушка.
«Иисус» ушёл в коридор.
«В принципе, можно и не шить, – подумал писатель. – Прижечь. Но это для него будет слишком».
– Сядь, – велел он Петру. – И раздевайся. Там ничего нет, царапина.
– Печень не задета? – сипло осведомился раненый.
– Печень с другой стороны, – сказал писатель. – Давай, снимай шмотки.
Пётр медленно поднял руки, неточными пальцами стал расстёгивать пуговицы. Вернулся «Иисус», протянул швейную иглу и полотенце.
– Ниток нет.
– Выдерни откуда-нибудь.
Автор психоделических акварелей посмотрел непонимающе. Писатель велел ему раздеть пострадавшего, вышел в коридор, бегло изучил свисающие с крючков верхние одежды, нашел ветхое пальтецо с облезлым меховым воротником – очевидно, собственность старухи, не желающей умирать, – и аккуратно вытянул из подкладки кусок нитки нужной длины.
Водки тоже не нашлось – но нашёлся коньяк. Писатель отправил «Иисуса» успокоить девушку и двумя стежками стянул края раны. Пётр – у него было серое тело с плотными жировыми складками на талии – выл и сучил ногами. Половину бутылки писатель влил ему в рот, половину – на голое мясо. Хотел хлебнуть сам, но коньяк, судя по запаху, был дрянной подделкой.
