В итоге я стала крупным специалистом по различным отговоркам и предлогам, чтобы избегать ненавистных tete-a-tet и ужинов втроем. Снедаемая угрызениями совести за свое предательство — день за днем, час за часом, — я обнаружила, что просто не в состоянии находиться в ее обществе. Она же была очень счастлива, и только я одна знала правду, которая способна все это счастье обратить в руины.
Но теперь, когда у нас с Майклом все было кончено, я не была уверена, что мне захочется снова ее видеть. На следующий день после нашего разрыва, истерзанная ночными рыданиями, я уехала из Лондона на южное побережье, чтобы недельку полазить по тамошним скалам, ощущая желание броситься с одной из них вниз головой, но так и не находя в себе достаточного мужества, чтобы это проделать. Свой мобильник я оставила в Патни, чтобы не позвонить ему, если вдруг ослабею духом. Вместо этого, бездумно бродя по тропинкам, прямо как механическая кукла, и не обращая особого внимания на потрясающие виды, я полностью погрузилась в обдумывание новой вышивки, которую собиралась начать уже несколько недель.
Это был настенный коврик, и поэтому в качестве основы нужно было взять прочный льняной твил, а вышивать цветной шерстяной пряжей, а не шелком. Подобная работа еще со времен королевы Елизаветы и короля Якова I называется «круил» — это от старо-валлийского слова, означающего «шерсть». Очень подходящее название. Мне предстояло провести много горьких дней и горестных часов над вышивкой, все время прокручивая в голове этот неудачный каламбур10.
Жестокий мир, жестокая судьба, как это жестоко — быть добрым, жестоко и безжалостно… нет, лучше не продолжать. Я уже наметила на ткани контуры переплетающегося узора простым карандашом — стилизованные листья аканта с цветными мелкими яркими цветками.
Очень традиционный стиль, заимствованный с образцов фламандских гобеленов из Вердура, которые я видела в музее Виктории и Альберта. Изящно вышитые листья, фон, заполненный мелкими стежками, навеянными тончайшей работой, встречающейся в венецианских кружевах, вязанных на спицах. Коврик должен был быть довольно большой, чтобы полностью закрыть место на стене моей спальни, где раньше висела превосходная фотография Майкла в рамочке. Ее я торжественно сожгла в садике на заднем дворе, прежде чем уехать на юг, но на стене осталось раздражающее меня пятно, которое служило напоминанием об отсутствии и этого мужчины, и этой фотографии.
