Пассажир без билета | страница 27

Летом 1938 года детдомовцев из Серебрякова перевезли в город Уральск. Через несколько дней Левка писал в Круглоозерное письмо.

«Здравствуй, Радик! Вот мы и в Уральске. Ничего себе городок. Это от вас километров в тридцати. Так что, конечно, по-прежнему буду навещать тебя. Живем в здании бывшей меховой фабрики. Ни окон, ни дверей. Питание бузовое. Не то что у тетки Насти. Залы большие. Спим кто на топчанах, кто на нарах. Сбили сами. И табуреты и столы — сами. Ходим в своем. Оборвались. Дали только пальто. Воспитатели есть хорошие. Вчера привезли одеяла. Половину деловые на вокзале продали. Ходим в кино. Последнее, что видел, — «Пат и Паташон в открытом море» и «Паташон-боксер». Миша Кац мирово копирует Пата. Смехота! Видели еще «Думу про казака Голоту» и «Ленин в Октябре». Сила! Вот и все новости. Поклон Машке и всем пацанам. Левка. Пиши».

Как-то, возвращаясь с прогулки по городу, Левка и Миша увидели на круглой тумбе серую рукописную афишу:

— Ни одного артиста не знаю, — сказал Миша. Все незнакомые... Не были у нас в Одессе...

На цирковое представление детдомовцам купили двадцать билетов. Бросили жребий. Левка попал в число счастливчиков.

В городской сад ребята пришли задолго до начала представления. Они сразу заметили широкоплечего атлета с лицом гориллы. Очень загорелый, в ярко-зеленой шляпе и белой майке, он сначала сидел в кассе — продавал билеты, потом встал на контроле.

— На шее-то крестик, гляди! — шепнул ребятам Миша.

— Не то что у тебя, некрещеного, — пошутил Васильев.

— Проходите, проходите, пацанье, что уставились? — сказал атлет, обнажив ряд крупных зубов.

— Ребята, на уши гляньте, — тихо сказал Васильев. — Жуткое дело!

Уши силача походили на пельмени, все хрящи были смяты, переломаны от бесконечных схваток на ковре.

Атлет надорвал билеты, и ребята уселись на скамью, с нетерпением ожидая начала.