Он пришел в себя, когда почувствовал во рту, в горле, в груди какой-то жидкий огонь.
— Пей, Чапай, пей! Это самогон, не бойся, — услышал он откуда-то издалека, словно сквозь вату, ласковый голос Машки.
Глава четвертая
С НОВЫМ ГОДОМ!
— Что же вы не отдаете пятерку? — сказал Левка воспитателю. — Я прыгнул с крыши еще когда, послезавтра Новый год, а вы все тянете.
Воспитатель хмыкнул. Он сидел за столом в красном углу бревенчатой избы, под потемневшими образами с желтоватой стеклянной лампадкой, в валенках, без пиджака и сам напоминал одного из святых, нарисованных на иконе.
«Только сияния над головой не хватает. А так такой же блаженный», — подумал Левка.
За окном гуляла метель. Сквозь ее вой слышался дальний монотонный звон колокола, удары по рельсу.
— Значит, только для этого ты в такую рань и пришел?
— Нет. Я дежурный. В комнатах мороз. Чернила в чернильницах замерзают. Спим одетыми. На одеялах снег. И баню топить нечем.
— А забор что, весь сожгли?
— Весь.
Воспитатель молча покивал головой. Вошла тетка Настя — принесла самовар, поставила на стол. Покосившись на оборванного Левку, подошла к буфету, достала стакан, вытерла его передником, поставила перед ним.
— Пей, малец! Грейся! Небось замерз, пока дошел?
Левка поблагодарил, подсел к столу, отхлебнул глоток, закашлялся.
— Простыл, что ли?
— У нас, тетка Настя, все простыли, как не простыть?
— Одолжите для ребят дровишек, хозяюшка? — попросил воспитатель.
— Опять? Одолжу. Почему не одолжить? Только верни, жилец!
— Спасибо, обязательно верну.
— И в тот раз говорил — верну, а сам не вернул.
Колокольный звон умолк. Удары по рельсу прекратились. Левка подышал на оконное стекло, поцарапал пальцем толстый иней. Сквозь дырочку увидел вдалеке горящую бочку с керосином, силуэты людей. Стряпуха тоже глянула в дырочку.
— Можно бы бочку и погасить. Кончается веялица-то! Слава те, господи! Сжалился всевышний! Сколько дней подряд покосуха.
— У вас всегда так бочки жгут во время метелей?
— С испокон веку. И бочки жгут, и во все колокола звонят, и по рельсине стучат, чтобы не заблудились люди добрые во время куры!
Левка, обжигаясь, отхлебнул еще глоток.
— Ты ешь постный сахар-то, не стесняйся и сала отрежь! Хлебное сало-то, полезное! Корабли на воду спускают, так салом подмазывают. Ешь!
— У вас, хозяюшка, карандашика с бумажкой не найдется? — спросил воспитатель.
— У меня-то все найдется, это только у тебя, ученой головы, ничего нет, — с упреком проворчала тетка Настя, достала из-за иконы несколько листков бумаги, свернутых трубочкой, перевязанных ниточкой, выбрала один, разгладила, положила перед воспитателем.
