— Я просто путник, отбился от своих. Иду, как и вы, к Константинополю.
— А с чего ты решил, что мы идём именно туда?
— А куда же ещё? — простодушно пожал плечами Януш. — Куда ещё настоящим бахадирам идти, как не на объявленную султаном войну с гяурами?
Дружный смех был ему ответом.
— Ну, ладно, угадал. А нам-то ты зачем нужен? Ты вообще что умеешь делать?
— Стреляю из лука, владею саблей, мечом...
Кто-то недоверчиво присвистнул, несколько голосов ехидно спросили:
— Саблей, мечом... А где твоё оружие, удалец? Тоже потерял? Чем воевать-то будешь? Пальцем, что ли?
Поляну снова сотрясло от смеха.
Однако главаря ответ Януша, кажется, удовлетворил. Смерив юношу оценивающим взглядом, он благосклонно махнул рукой:
— Ну, ладно: иди пока отдыхай. Места всем хватит. Вон — ложись под деревьями. На рассвете решим, что с тобой делать.
Тут главарь широко зевнул и громко поскрёб пятку, показывая, что разговор окончен. Януш снова почтительно наклонил голову. Несмотря на сжимающую сердце тревогу, он был доволен: его не прогнали сразу, а значит, есть шанс остаться в отряде и наконец-то добраться до города. Значит, всё снова идёт так, как должно.
Быстро поискав глазами, он выбрал себе место у большого раскидистого платана, под которым никого не было. Прежде чем лечь, опустился на колени, оборотив лицо в сторону города, и беззвучно зашептал слова молитвы, чувствуя, что за ним сейчас наблюдает не одна пара настороженных глаз. А закончив, с наслаждением растянулся под деревом, положив голову на толстый выступающий из земли корень.
«У ночи живот длинный — неизвестно что родит завтра», — вспомнилась вдруг Янушу одна из присказок дервиша Омара. Как жалко, что старика нет сейчас рядом: он бы уж точно знал, что делать.
«Сейчас самое главное не заснуть, а то ещё прирежут во сне. С таких станется. И главарь как-то уж больно легко согласился...»
Юноша прислушался. Сидевшие около костра о чём-то негромко переговаривались, но Януш, как ни пытался, не смог разобрать ни слова.
Тем временем, пламя, пожрав последние брошенные в огонь ветки, вдруг сникло. Сразу стало неуютно, зябко, и янычар пожалел об утопленном плаще. У костра потихоньку смолкли все разговоры. Даже лежащие под деревьями башибузуки перестали храпеть. На поляне стало совсем тихо, лишь что-то умиротворяющее шептала над головой листва, да чуть слышно потрескивали догорающие угли. На Януша, судя по всему, никто нападать не собирался, во всяком случае, до утра.
