— Но мне нужны совсем не поэтические советы, — болезненно поморщился Максимиан и принял из рук раба чашу с вином. — Я пришёл... я пришёл... потому что меня прогнали... потому что я так несчастен... — Он низко наклонил голову и последние слова произнёс совсем глухо.
— Всё ясно, ты влюблён, — как можно мягче произнёс Боэций и сделал знак рабу удалиться. — Но кто эта Домициана, я её знаю?
— Да, знаешь, это младшая дочь Тригвиллы.
Боэций удивлённо вскинул брови.
— Как? Дочь придворного гота, управляющего королевским дворцом? А я думал, что твоя возлюбленная — римлянка.
— Увы, нет, — печально вздохнул Максимиан. — В своей элегии я назвал её Домицианой лишь потому, что побоялся открыть настоящее имя — Амалаберга.
Боэций быстро и внимательно взглянул на юного поэта. Наступила тишина. Насколько непредсказуем лукавый бог любви, как странно мечет он свои коварные стрелы! Низкорослый и кривоногий Тригвилла, как и его всегдашний собутыльник — красавец Конигаст, были двумя главными противниками Боэция при дворе Теодориха. Именно они настраивали своего короля против римлян, именно они пользовались малейшим случаем, чтобы совершить очередное беззаконие и завладеть имуществом какого-нибудь несчастного. И горе было тому, кто решал обратиться за защитой в высшую судебную инстанцию — королевскую курию! Прежде чем дело доходило до суда, ответчик исчезал, а через некоторое время его обезображенный труп находили на городской свалке. Как только угораздило Максимиана влюбиться в дочь злобного готского герцога?! И неужели она так хороша, ведь её отец урод? Боэций не мог вспомнить, как выглядит Амалаберга, зато помнил слишком хорошо толстый нос, глубоко посаженные глаза и низкий лоб Тригвиллы.
— Но как ты с ней познакомился? — наконец спросил он, прервав затянувшееся молчание. — И вообще, что между вами произошло?
Максимиан не мог усидеть спокойно и, сорвавшись с места, принялся расхаживать по таблинию, едва не натыкаясь на древнюю статую Венеры, которой было уже не менее пятисот лет. Боэция утомляло его непрестанное хождение, но он терпеливо ждал, пока Максимиан успокоится и начнёт говорить.
— Познакомился я с ней на Узкой улице, той самой, на которой не могут разминуться две повозки. Мои носилки донесли уже почти до середины, когда в начале этой улицы вдруг показались носилки какого-то знатного гота. Я, разумеется, не захотел уступать, да это было бы и несправедливо, ведь я занял улицу первым. Но, когда наши рабы стали препираться, я вдруг увидел, как из тех носилок выглянула женская головка. О, Северин Аниций, какая же это прелестная и надменная девушка!
