— И.-Г.-Фарбен.
— Кто был твоим мастером?
— Один немец. Фамилии его не знаю.
— Врешь ты, голубчик, врешь! — в голосе Гали опять послышались нервные нотки. — Мне известно, что с 1-го по 10-е января ты находился в Новом Сонче.
— Это неправда!
— Что?..
Галя взяла в руки нагайку.
— Это неправда!
Лицо Гали вспыхнуло гневным румянцем, кончики губ еще чаще задергались.
— Я убью тебя, мерзавец, гад, подлец, я…
Галя быстро поднялась из-за стола и, сделав пару шагов, очутилась перед поляком.
— Разрешите мне вынуть платок и протереть глаза.
— Не раз-з-зрешаю.
Послышался свист нагайки и приглушенный удар по голове.
— Галя, я, кажется, здесь, как переводчик, лишний…
— Что? Мягкое буржуйское сердце?.. Нет, вы останетесь здесь. Я буду допрашивать этого мерзавца до утра. Или он мне сознается во всем, или я убью его. Говори, подлец, говори, сукин сын! Мать твою… Говори, где ты был с 1-го по 10-е января?
— В Освенциме.
— Вот тебе. Вот тебе!..
Галя набросилась на поляка, как сумасшедшая. Она била его по голове, по лицу, ушам, шее, рукам, ногам… Я видел, что силы ее оставляют, что вот-вот она не выдержит напряжения. Но я ошибся. Еще минут десять она била несчастного поляка. Потом тяжело дыша, села за стол.
Я не помню всех вопросов Гали. Не помню и ответов поляка. Помню одно, что до ужина, то есть до десяти часов вечера, Галя не меньше десяти раз приходила в бешенство и начинала беспощадно избивать поляка.
Ровно в десять она позвала сержанта Суворова.
— Отведи его в камеру. Не забудь дать воды помыться.
Сержант увел окровавленного полуживого поляка.
— Теперь пойдем ужинать.
Я молчал. Мне не хотелось ни говорить, ни смотреть на Галю.
Свежая ночь немного протрезвила меня от этого кровавого кошмара.
— Вы, Коля, не сердитесь на меня, — заговорила Галя.
— Я не сержусь. Какое мне до вас дело?
— Нет, вы сердитесь. Впрочем, мне все равно. Я сама не понимаю. Глупости… Расскажите мне про свои любовные приключения в Вадевице.
— У меня никаких не было.
— Серьезно?
— Галя, я вас не спрашиваю про вашу интимную жизнь.
— У меня, Коля, и нет интимной жизни. Еще полгода назад я возилась с мужчинами. Теперь некогда, да и не охота. Днем работаешь, ночью работаешь. Какие тут могут быть мужчины! Я рада, когда есть пара часов свободных, чтоб выспаться… Да, жизнь чекистов, пожалуй, самая тяжелая. Есть папироска?
Я открыл пачку румынских сигарет. Галя закурила.
— Вот и хорошо. Больше мне ничего и не нужно… Былого не вернешь, а от будущего не убежишь, Коля. Так я и живу.
