— Что ты? Опомнись!
— Не хочешь замарать свою совесть? — и Мефодий дико захохотал. Я посмотрел на него пристально. В его расширенных зрачках было что-то безумное, отталкивающее и одновременно вызывающее глубокое сострадание.
В тот же день, в три часа после обеда, майор Гречин послал меня к Гале в Четвертый отдел.
— Там у нее какой-то поляк, с которым она не может договориться.
Сержант Суворов, начальник тюремного караула, указал мне ее комнату.
Я постучал в дверь. Никакого ответа.
Я постучал сильнее.
— Войдите.
Галя лежала на маленькой койке в углу комнаты. Протерев глаза, она улыбнулась.
— Где же вы все время пропадали? — спросила она, застегивая гимнастерку.
— Работал в Вадевице.
— С капитаном Шапиро?
— Да.
— Воображаю, — сплошная охота на красивых полячек!
— Было и это.
— Эх, вы, мужчины! Своих русских девушек в Управлении хоть отбавляй! Так нет, вам подавай полячек, чешек, венгерок, немок и всяких…
— Только прошу вас, Галя, не ругайтесь. Это не идет вам.
— Разве? А я думала, что мне все разрешается. Чудак вы! В нашем деле нельзя быть разборчивым. Будете ли вы ругаться или нет, — это вам не поможет. Вы — чекист. Я когда-то ужасно ненавидела чекистов… Глупости! Что я хотела сказать? Да! Если вам не нравится моя матерщина, постараюсь избегать ее.
— Спасибо вам.
— Кажется, пора за дело. Вот упрямый поляк мне достался!
Галя вышла в коридор и приказала Суворову привести поляка.
Я окинул взглядом комнату Гали. Между окном и дверью письменный стол. Вокруг него три стула. В углу маленькая койка. Печка. Деревянный потолок, грязные стены. На столе электрическая лампочка, папка с бумагами. Вот, кажется и все.
Через пять минут привели поляка. Это был высокий русый мужчина лет тридцати. Богатырская грудь, распиравшая рубашку, толстая шея, гладкое лицо свидетельствовали о том, что его арестовали недавно.
Поляк молча сел на стул, положил руки на колени и устремил глаза в окно.
В руках у Гали появилась резиновая трубка, напоминавшая нагайку.
— Исследуешь окно? Нет, брат, отсюда не убежишь. Встань! — голос Гали прозвучал резко, как пощечина. — Подойди к окну!
Поляк повиновался.
— Открой его и, если хочешь, беги, куда глаза глядят.
Поляк открыл окно и посмотрел вниз.
— Там часовой с автоматом.
— Ты плюй на него. Тебя все равно расстреляют. Чего тебе бояться?
Галя злорадствовала. Я не узнавал ее. От прежней Гали не осталось и следа. Передо мной стояла жестокая девушка, наслаждавшаяся предсмертными переживаниями человека.
