Трудные дни сорок первого | страница 46



.

Помещались на страницах газет и попадавшие в наши руки письма захватчиков, в которых они хвастались своими убийствами, мародерством. Один немецкий ефрейтор приложил к письму список награбленного им: чепчики детские — два, сорочки женские — три, варежки шерстяные — одни… Список большой. Не знаю, успел ли этот мародер отправить домой украденное, но свое он получил — был убит под Смоленском.

Подобные письма, как и другие материалы о бесчинствах оккупантов, оказывали сильное воздействие на красноармейцев. С каждым днем все более жгучей ненавистью проникались они к врагу, который представал перед ними во всем своем зверином обличье.

Надо сказать, что гитлеровцы пытались оказывать идеологическое воздействие на наших воинов. Их самолеты забрасывали в районы обороны соединений армии множество листовок, обещая перебежчикам райскую жизнь. Однако «софетски зольдатен», наскоро прочитав, а то и вовсе не заглядывая в них, употребляли листовки на весьма прозаические нужды, хотя, конечно, на отдельных людей они определенное воздействие оказывали. Но и эти идейные слабаки, как выразился однажды Лобачев, довольно быстро начинали понимать лживость и гнилость геббельсовской пропаганды. Причин тому много, но главное, думаю, мероприятия, проводимые партполитработниками в порядке профилактики.

Одно такое мероприятие стало широко практиковаться после встречи с замполитом 480-го стрелкового полка Ляпуновым. Он поведал мне:

— Иду нынче по окопам и вижу, боец что-то мудрит с немецкой листовкой. Остановился, поинтересовался: что там? «Обычная брехня, — отвечает, — в плен зовут, золотые горы сулят». «Ну и как же?» — «Да вот сочиняю Гитлеру ответ на его приглашение». На обороте листовки боец изобразил здоровенную дулю. Смотрю, другие красноармейцы тоже упражняются — кто в живописи, кто в поэзии, а кто и в прозе, далекой от того, чтобы воспроизвести ее в печати…

После ухода Ляпунова я пригласил редактора многотиражки 152-й стрелковой дивизии «Красное знамя» батальонного комиссара Ф. А. Корнелюка, посоветовал ему поинтересоваться этим красноармейским творчеством и поместить кое-что в газету. Но только из того, чтобы бумага не краснела.

— Так я уже собираю, подборку хочу дать, — заверил Корнелюк.

Подборка получилась интересная, острая, примеру «Красного знамени» последовали другие наши многотиражки.

Бесхитростное, однако же острое творчество, рожденное в самой красноармейской массе, било точно в цель: вызывало ненависть к не просто жестокому, а еще и очень коварному противнику, который с первого же дня войны засылал в наши войска всякого рода провокаторов, шпионов, диверсантов.