Направляющийся в Поволжье караван повозок и вьючных верблюдов растянулся на несколько километров; не были забыты походные кузницы с ружейными мастерскими. Шли днем и ночью, останавливаясь только для того, чтобы подковать лошадей, напоить скот, набрать до краев меха с водой и пополнить запасы продовольствия у встречавшихся кое-где перепуганных земледельцев.
Вокруг каравана мерно ступали лошади всадников боевого охранения, которые время от времени меняли друг друга: один забирался в свою кибитку перекусить и отоспаться, другой отвязывал притороченную к повозке отдохнувшую налегке конягу и лез в седло.
С наступлением темноты командиры приказывали зажечь факелы, чтобы издалека были видны оружие и доспехи. Ночами путники не раз слышали вдали цокот копыт и невнятные обрывки мужских хриплых голосов, однако напасть на орду под охраной тысяч готовых к бою конников никто пока не решался.
Сернява с Тетявой – старшие дочери бывшего атяшевского каназора Пичая, – как и положено, тряслись в повозках своих мужей, а Лиява с Элювой – вместе со своей мачехой Вергавой. Их родная мать Шиндява катилась в кибитке с Пичаем и Илди-куо, которая наотрез отказалась оставаться без родителей. Одну из кибиток отвели поросятам – этому своего рода «стартовому капиталу» по возвращении домой. Свиную кибитку, правда, пришлось поставить в самом конце каравана. Тем самым удалось избавить людей от отвратительного запаха навоза, однако он стелился следом, привлекая хищников. Впрочем, в степи самыми страшными из них были суслики.
Как ни странно, вел орду не гунн, не мокшанин, не эрзянин, а ант по имени Межамир – дипломатический представитель византийского императора Флавия Маркиана при ставке Аттилы. Гибель шаньюя застала Межамира аккурат на гуннском стоянке близ Сарматских гор, и он решил не возвращаться более в Константинополь, где царили всеобщие продажность, бездарность, ложь, доносительство и предательство.
Юность Межамир провел, кочуя вместе со своим родом по Великой Степи, – до тех пор, пока анты не устремились вслед за гуннами в Римскую империю. Тогда, впервые угодив в незнакомую жизнь, Межамир попал в отряд боевого охранения очередного гуннского посольства к Феодосию II (хотя реально заправляла Византией императорская супруга Евдокия). Засмотревшись на уличных жонглеров да фокусников, подросток Межамир отбился от своего отряда, да и заплутал в Константинополе.
Не зная ни латыни, ни греческого, Межамир отыскал единственное знакомое ему к столице Римского Востока здание – императорский дворец. Там у кого-то из придворных созрела здравая мысль сделать пацана порученцем для связи с антами – авось удастся подбить их на измену гуннам… Оставалось выучить молодого парня языкам, письму, счету, чтению. И крестить!
