Солнце медленно клонилось к горизонту, опускаясь все ниже и ниже к зубчатой горной гряде. Летчиков, конечно, заинтересовала не совсем обычная тема разговора. Случай с подковой, которую Озеров хранил в кабине просто так, ради какого-то подражательства неизвестно кому, оказался далеко не единственным. В период боевых действий некоторые летчики начинали всерьез верить в различные талисманы и приметы.
«Перед вылетом бриться нельзя, — утверждали одни, — иначе собьют». «Черная кошка дорогу перебежала— быть беде», «Подкова приносит счастье», — считали Другие.
Такие заблуждения некоторых летчиков эскадрильи надо было развенчать, и с этой целью командир привел несколько живых примеров.
— Давайте разберемся, — продолжил Озеров. — Вам хорошо известен летчик Петр Иванович Орлов. Он воюет с начала сорок второго, совершил более семисот боевых вылетов на По-два и свыше тридцати вылетов на Ил-два. Опыт у него большой. А вы видели его хоть раз со щетиной на щеках? Значит, можно бриться и перед вылетом.
А возьмите Сербиненко. Он ни разу до подковы не дотрагивался, черные кошки сотни раз перебегали ему дорогу, а Николай летает каждый день и фашистов бьет. Теперь заметьте: Сербиненко не имеет ни одного ранения.
А что можно сказать о летчиках Ивакине, Дорохове, Романцове? Летают отлично. Их сила — в мастерстве, смелости, тактической зрелости! Любить Родину, быть смелым и умелым — вот они, наши талисманы, если мы хотим победить врага, — закончил командир.
— Так, а как же быть с портсигаром? — недоумевающе спросил Косарев. Все оживленно повернулись в его сторону.
— До рязанских учителей сразу не доходит, — сострил Павел Ивакин, намекая на довоенную профессию Косарева, хотя он тоже в прошлом был учителем.
Летчики громко рассмеялись.
— В самом деле, товарищи. Как же нам в данном случае отнестись к портсигару? — несколько повысив голос, обратился Озеров к летчикам.
— Ясно, что это не талисман, — упредил всех черноглазый, круглолицый Володя Романцов.
Он был сравнительно молодым летчиком в эскадрилье, но к нему относились с большим уважением. У него был свой красивый почерк полета. Взлетал, садился, держался в боевом порядке над целью по-своему, по-романцовски. Он был в полку одним из тех летчиков, про которых наблюдавшие за взлетом или посадкой говорили: «Вот это сел Романцов» или «Это взлетел Романцов».
— Я думаю так, — начал Дорохов, секретарь парторганизации, — у летчика всегда есть что-то дорогое, заветное, можно сказать, святое. Например, для меня, еще молодого летчика, — это мастерство. Для другого — желание стать коммунистом. Но для всех нас дорога наша Родина, и все, что напоминает нам о ней, — свято. Вот фашисты рисуют на бортах своих самолетов разных тузов, кошек, драконов и прочую чертовщину. Помогает это им? Нет. Мы их бьем, как говорят, по первое число, На фюзеляжах советских самолетов тоже есть кое-что: звезды — по числу побед, знаки гвардии. А на наших красавцах написаны слова: «XXV лет Башкирской АССР». Помогают нам эти надписи и рисунки? Да, помогают, и еще как! Они нам о Родине, о нашем долге говорят, а это — великая сила, товарищи. Теперь о портсигаре, — продолжал Дорохов. — Находясь далеко от Родины, мы привезли нашему командиру самое дорогое и заветное — горсть родной земли. Пусть она будет талисманом, но особого рода. Родная земля никогда не станет мачехой, — закончил парторг.
