Кто-то лениво скрёб расчёской по волосам.
Кто-то перетряхивал сумку в поисках помады.
Включалась и выключалась сушилка для рук.
Резиново хлопала дверь, впуская крики из торгового зала и быстро закрывая рот, чтобы вернуть тишину.
Сидеть посреди текущей жизни в безопасном белоснежном кубе было приятно и ново.
Колотун утихал.
В начале каждого часа вдохновляющая на покупки музыка прерывалась, и ласковый голос объявлял точное время. Жаль, прочие торговые центры пока до этого не дошли. Отличная придумка – выводит из оцепенения, подталкивает к новому старту. С последним ударом часов Жарченко стартовала.
Вышла из кабинки уже блондинка, на ногах кроссовки, на выпуклостях надпись «Juicy», на носу снова солнечные очки. Бархатный спортивный костюм сделает её неотличимой от других бегунов на аллее.
Финальный марш-бросок. Пружина, решительно закрученная накануне, распрямится через несколько минут, прозвенит таймер, и из духовки можно будет доставать свежеиспечённую судьбу – интересную, опасную, противоположную неповоротливым будням последних десятилетий.
Лёгкие дутые подошвы впечатывают в грязь сухие листья многих осеней, а лес вокруг скрипит от зелени, взламывающей твердь ветвей. Весна приходит поздно, но приходит. Всё уже в ярких точках. Листики, почки, смола – пахнет так, будто и не было совсем недавно погодной аномалии с толстым слоем апрельского снега. Благоухает пробуждение.
Марина сошла с тропинки, села на поваленный ствол, чтобы без надоедливого бряканья в рюкзаке за спиной послушать пение птиц, пересыпанное дробью нескольких дятлов. Она могла бы остаться тут навечно, в шаге от весны. Больше не скакать туда-сюда, не оглядываться, не менять окраску, не задыхаться, не думать, не думать… Но что будет, если она опоздала? Наверняка, какое-нибудь ужасное наказание. Вперёд! Вперёд!
*
Вдруг снова встретится кто-нибудь из знакомых? Тогда она скажет, что просто занималась джоггингом и забежала попросить воды в единственный стоящий здесь дом. Одноэтажный, укрытый елями, он был довольно неприметен, но лучше бы он был совсем невидимым.
Сгорая от стыда, Жарченко проскользнула в первую дверь, во вторую и пробежала бы, наверное, дальше, сквозь оконный проём, если бы её не остановил властный мужской голос.
Что? Прямо так сразу и раздеваться?
Нетерпение ощущалось во всей фигуре этого красивого странноватой красотой человека. Его драгоценное время нельзя транжирить просто так. Каждая секунда падала песчинкой из чистого золота, и чем больше вырастал холмик на дне песочных часов, тем явственнее становилась внутренняя дрожь, идущая из глубины тела к белым волнорезам рук. Они были совершенно неподвижны. Это пугало сильнее всего.
