Кузьминична накрывала в столовой к завтраку. Немолодая, дородная сельская женщина, она много лет служила у полковника экономкой. Овдовев, старый греховодник сожительствовал с ней, и потому она вела себя с ним свободно.
— Скоро ли ты? — крикнула она, расставляя на столе миски с грибами и огурчики собственного засола.
— В полной боевой готовности!..
Ильяшевич сел за стол. Солнце играло на узорной резьбе хрустального графина. Ильяшевич налил две рюмки.
— Ну-с, Кузьминична… — Он опрокинул рюмку в рот, подцепил вилкой скользкий грибочек…
В эту минуту во дворе ленкоранской гарнизонной казармы раздалась команда:
— Шаго-ом… марш!
Грянул духовой оркестр.
„Смело, товарищи, в ногу…“
Взвилось красное знамя с вышитыми золотом словами „Первый интернациональный бакинский полк“, и шеренги красногвардейцев вышли на улицу.
Звуки оркестра взбудоражили город. Первыми выскочили из калиток мальчишки, за ними поспешили взрослые. Со всех улиц на пустырь „Вала чимени“, словно ручейки в озеро, стекался народ.
Где-то на „чайграгы“ пожилая женщина окликала с веранды соседку:
— Мапы, ай Мапы! Что там за тарам-турум?
— Не знаю, Марьям. Наверное, опять власть переменилась.
На пустыре собрались почти все части Ленкоранского гарнизона. Точно в назначенный срок, встреченный бурными возгласами „Ура!“, пришел второй батальон. Рядом с отцом шагал Сергей. Чуть позже в город въехал партизанский отряд Балы Мамеда. Сельчане, в папахах, перепоясанные патронташами, с короткими обрезами и карабинами в руках, выглядели грозно.
Начался митинг. Ширали Ахундов, Сергей и Ломакин и совсем еще юный девятнадцатилетний учитель Али Мамедов, которого все называли „сыном папахчи Самеда“, один за другим поднимались на трибуну — поставленные друг на друга ящики. Их речи были короткими, страстными. Они говорили о том, что два года назад народ сверг царя, но помещики, ханы и беки, белогвардейские генералы, не хотят отдать власть народу, не хотят уйти без боя. Они развязали гражданскую войну. Но, как бы они ни сопротивлялись, их часы сочтены и Советская власть, народная власть победит непременно!
Каждого оратора провожали аплодисментами и криками „Ура!“.
Оркестр грянул „Марсельезу“. Батальоны строем двинулись по запруженной народом улице…
…Ильяшевич допивал большую, тонкого кузнецовского фарфора чашку чая, когда у калитки оборвался топот копыт. Секунду спустя в комнату стремглав вошел его адъютант, поручик Калашников.
— Ваше высокородие, в Ленкорани беспорядки! — выпалил он, подавая пакет.
