Строки, имена, судьбы... | страница 4

И. Саввин

Случилось это много лет тому назад, знойным июльским днем, которыми так богато щедрое болгарское лето.

Я даже помню день — это была пятница. Среди всех дней недели, словно близнецы, похожих один на другой, пятница занимала в моей жизни особое — почетное и привилегированное место и положение. От нее я ждал не обычных радостей и наград за свое мучительное недельное долготерпение. И надо сказать, она редко обманывала мои надежды. А если иногда и разочаровывала, то обязательно вознаграждала меня в следующий свой приход.

В этот день по традиции я обходил все букинистические лавки, скромно приютившиеся на шумных улицах Софии. Я часами бродил по базару, разыскивая среди пестрых скоморошьих балаганов, среди ларьков с фруктами и овощами, со сверкающими шеренгами расписных горшков, с отрезами веселого ситца допотопные тележки книжных старьевщиков.

Перед этим всю педелю я фантазировал! Мечтал о том, как в полутемном, душном закутке, роясь в словно обсыпанной мукой пыльной груде старых бумаг, я найду никем не замеченную библиографическую редкость, чудом уцелевшую уникальную книгу и — как предел мечтаний — обязательно с автографом автора.

И вот, наконец, я торжествовал над всеми прошедшими днями. Согласно всем календарям наступала очередная пятница. Ни свет ни заря она срывала меня с постели и, наполнив до краев неуемной энергией, выталкивала из дому.

Так было и в тот раз. Наспех одевшись, я отправился по давно знакомому, привычному маршруту.

Остановка первая — книжная лавка "патриарха" софийских букинистов — Лисичкина.

Лавка огромная, но книг в ней так много, что они давят, сжимают вас со всех сторон. Они везде. Они стоят на провисших, грубо сколоченных полках, ими забиты все углы. Они лежат на прилавках, у входа, на улице, занимают все верхнее помещение. Книги… книги… книги… Массивные, как каменные плиты, фолианты с затейливыми узорами на обложках, с золотыми обрезами, закапанные воском, бог весть из каких монастырей попавшие сюда древние псалтыри и служебники, крошечные, похожие на разноцветных колибри карманные словарики, путеводители чуть ли не по всем городам и странам мира, издания прославленных болгарских и русских книжников Данова и Чипева, Бакалова и Паскалева, Смирдина и Сытина, Маркса и Вольфа, знакомые с детства потрепанные подшивки "Нивы" и "Живописного обозрения", связки "Огонька" и "Нового мира".

В стороне от прилавка, на раскладном стуле сидит сам хозяин — девяностолетний Лисичкин, старейший букинист и знаток книги.