— А надо бы для тебя такой закон выдумать. В единоличном порядке! Ведь ежели тебе дать волю — все живое да годное враз переведешь в деньги. Скажи — нет?
Ганя ничего не пожелал сказать.
Ежихин отложил ножовку и ловко, одним ударом топора, сколол еще одну колобашку, швырнул сыну. Оставалось подчистить пропил долотом.
— Место выбрал, однако! — не то позавидовал, не то похвалил Кустиков, оглядываясь вокруг. — Никто не видит.
— Егорыч хаял, — вспомнил Алексей.
— По дурости, — фыркнул Ганя. — Тех же хариузьев поймаешь, так без всякого домой принести можно. Разговоров лишних не будет.
Он курил, время от времени слюнявя палец и примачивая самокрутку, чтобы не горела слишком быстро, — экономил табак. Ежихин, передвинувшись по бревну к месту следующего гнезда, некоторое время работал молча, не глядя на Кустикова. Потом без особого интереса спросил:
— Яшку-то не видал?
— Якова Иваныча-то? — подчеркивая, что по имени-отчеству величает, не фамильярничает, уточнил Ганя. — С Татьяной переназывал мне в больницу завтра придтить. А тебе чего?
— Так, — буркнул Ежихин.
— Скажи ты какая напасть на человека! Ни за што ни про што пострадать пришлось, ай-яй-яй!
— Друзья в красных погонах разберут, за што или ни за што, — усмехнулся Алексей.
Кустиков насторожился.
— Милиция?
— А кто же еще?
— Чего им разбирать?
— Найдут. Ильюха-следователь копает уже.
— Чего ему копать?
— Знает, поди. Зря в тайгу бегать не стал бы.
— Обязан бегать, порядок такой, — сказал Кустиков. — Хошь не хошь, а беги. Служба!
— Все может быть, — с особой значительностью, заставляющей догадываться о скрытом смысле, согласился Алексей с Кустиновым.
Тот недоумевающе поморгал.
— Слыхал про что или так брешешь?
— Зря кобели вроде тебя брешут, Петрович!
— А про что слыхал-то?
— Слухом бабы пользуются, а мне глаза дадены. Понял?
— Ты не зубоскальничай. Делом обсказать не можешь?
— Мое дело, Петрович, стропила ставить, — с откровенной издевкой подмигнул Ежихин. — А твое — морду на Плешивом ключе.
Кустиков обиженно сплюнул, не по годам легко встал. Увидев кусок алюминиевой проволоки на куче щепы, поднял и, вытерев об штаны, стал скатывать в кольцо.
— Ты клал? — продолжая посмеиваться, спросил Алексей.
— Валяется ни к чему, а мне пригодится морду подвязать.
— Возьми вона еще обруч от кадушки, Колька выкинул. Все меньше хламу убирать потом.
Ганя промолчал, пошел.
— А Яшке скажи, что погорел он, как швед под Полтавой! — крикнул ему вслед Ежихин.
Кустиков замедлил шаг и вдруг решительно повернул назад. Вплотную подойдя к срубу, воровато оглянулся по сторонам, пригрозил негромко:
