— А ты? Уверен, что не ошибаешься?
— Не из пальца же высосал!
— Да, дела… — Рогожев откусил половину папиросного мундштука, прикурил. — Мужик он, конечно, битый. Голыми руками не возьмешь.
— Понимаешь, я даже не об этом думаю. Не о Ка-нюкове… Канюкова, видать, могила исправит, а вот Валька Бурмакин… Ты же ведь высказал эту мысль, помнишь, что если человек считает, будто, с ним поступают подло, то это и ему руки на подлости развязать может.
— Так что же будешь делать, Илья?
— Что я могу делать? Оформлять следственное дело и передавать в суд. Канюков заплатит полтыщи, а Бурмакину вернут ружье. Тебя это устраивает?
Рогожев подумал.
— Не шибко.
— Меня тоже не устраивает, Паша. Поэтому надо действовать и по партийной линии.
— Из партии его исключат и без нашей помощи, я думаю, — уверил Рогожев.
— Речь совсем не о том, Паша. Хотя, конечно, и о том, что Канюков коммунист…
— Не всякий член партии коммунист, Илья. В партию и прохвосты иногда пролезают. Это же вполне понятно, раз партия наша правящая.
— Короче, Паша, пусть его в райкоме вздрючат как следует. Это не для него надо — для Бурмакина, чтобы уважения не потерял к людям. В общем, данная операция поручается тебе. — Черниченко положил тяжелую руку на плечо друга. — Я пока свидетелями займусь, чтобы в случае чего ушами не хлопать.
10
Ежихин сидел верхом на завершающем венце сруба, выпиливал гнездо для стропилины. Крупные сосновые опилки порскали из-под ножовки и, подхваченные ветром, легкими белыми снежинками падали наземь. Одна из них угадала в любопытный глаз младшего ежихинского отпрыска — трехлетнего крепыша Кольки, с задранной головой следившего за работой отца. Колька зажмурился, принялся тереть глаз грязным кулаком.
— Три к носу, Колюха, — посоветовал сверху Ежихин, искоса поглядывая на сына.
По Колькиным пухлым щекам, оставляя светлые дорожки, катились слезы. Тем не менее он вовремя усмотрел подходившего Заеланного, опасливо подгреб ближе к себе собранные в кучу колобашки — вдруг незнакомый дядька отнять задумает?
— Не отыму, не робей! — успокоил его Александр Егорович. И, прикрываясь ладонью от летучих опилок, крикнул. — Бог в помочь, Алексей!
— Не помогает бог, — ухмыльнулся Ежихин. — Не хочет.
Заеланный опустился на лиственничный чурак, пальцем попробовал, не клеится ли проступавшая на нем смола. Неторопливо достал кисет.
— Это он оттого не хочет, что участок ты непутем выбрал. Эвон на каком отшибе, ровно в поселке места не стало.
