Рассказ Канюкова, словно считываемый с заполненного уже опросного листа, потек ровно, гладко. Только, вопреки ожиданию, он ничего не объяснял — очень правдоподобный рассказ, если бы дознаватель Черниченко не выпутывал человеческих и звериных следов, на месте происшествия. Но дознаватель выпутывал следы и уже сопоставлял их с тем, что рассказывал теперь Канюков. Концы с концами не сходились у Черниченко, не сходятся они и у Канюкова, безусловно более опытного в следовательской работе.
— Скажите, пожалуйста, — невежливо взбаламутил Черниченко гладкий ручеек повествования, словно шагнул в него с берега. Он даже смог бы поклясться, что ручеек гневно забурлил, ткнувшись в препятствие. — Скажите, пожалуйста, где именно вы находились, когда услышали выстрел Бурмакина?
Яков Иванович удивился наивности дознавателя.
— Ну как тебе объяснишь, где именно? В тайге. Елки — они одинаковые, лейтенант.
— Справа или слева от вас находился Бурмакин?
— Видимо, впереди, поскольку я шел по его следу.
Взгляд и улыбка Канюкова были по-прежнему исполнены доброжелательности. Но теперь Черниченко не поверил им. Теперь он уже не попросил бы Якова Ивановича: будь другом, объясни! — понимал, что Канюков ничего не объяснит. Что будет путать и лгать.
— По его следу вы шли только до того места, откуда повернули за лосем. Помните, у ручья?
Канюков опешил. Черты его лица как-то вдруг обострились, как бы испуганно прижались друг к другу. Но Канюков не испугался, только удивился.
— Тебя что, — спросил он, помолчав, — в тайгу, что ли, носило?
Черниченко подмывало насмешливо прищуриться и сказать «допустим», но он передумал и сказал просто:
— Да, был.
— Хм! — Канюков дернул плечами. — Зря. Следы-то, наверное, совсем затаяли.
— Не совсем, — ответил Черниченко.
— В тайге, может, и не совсем, — согласился Канюков. — Не то что на открытых местах. Да ведь все равно ничего уже не увидишь, ушло время.
— Три дня назад все можно было увидеть, — не моргнув глазом и не покраснев, приврал для убедительности Черниченко.
Канюков, сведя к переносице густые брови, кивнул:
— Вот оно что… И что же ты углядел?
— Поймите, Яков Иванович, что вопросы должен задавать я. Вы же знаете!
Яков Иванович понял. Пока он понял немногое — что колесо действительно закрутилось. Видимо, мальчишка по дурости горячо взялся за дело и кое-что успел. Это безусловно неприятно, но не так уж страшно — есть репутация Бурмакина, есть бурмакинское ружье и пули от него. А больше ничего быть не может, потому что на Якова Канюкова работает сейчас время, да, да, обыкновенное время, отмеряемое тикающими на руке часами, — с каждым часом тончает снежный покров в тайге. И Канюков постарался снова придать лицу доброжелательное выражение.
