— Горе, говорю, не горе, а радоваться причин нету.
— Чем недоволен? Опять поди овес твоим клячам срезали?
— Не овес. История тут с одним парнем вышла. Вчера под стол пехом ходил, а сегодня мне заявляет, что совести у людей никакой нету. И парень как будто стоящий, Бурмакин Валька.
— Знаю его маленько, у нас в горном работает, да и родня какая-то Наташке. Из этого толк выйти должен.
— Так Валька ж, подлец, и сказал такое! Про совесть!
— А-а, просто дурачится.
— Тут, Филипп Филиппович, не то. Сознательно он это сказал. Ему жить надо, а как жить без совести?
Отодвинув стул, хозяин прошелся по комнате, поправил мимоходом сбившийся половик и, видимо думая вслух, заговорил:
— Ну, ляпнул. Завтра, может, позабудет. Вообще-то ерунда, конечно. Но поговорить с ним при случае придется. Парнишка-то он вроде серьезный…
— Не будет он с тобой разговаривать. Шибко умный.
— Тоже верно. Молодежь не любит, когда старики с поучениями лезут. Ладно, я завтра с Рогожевым потолкую. Он от молодежи не оторвался еще. Должен найти ребят, которые с Валькой по душам поговорить сумеют. А не ребят, так… — не договорив, Филипп Филиппович показал подбородком на крутившую регулятор радиоприемника Наташу.
— Валька вроде за Катюшкой Шорниковой ухлестывал, — вспомнил Александр Егорович.
— Скажете тоже, — вмешалась девушка, — Катюшка давно с Витькой Голченко дружит, А Валька с Верой Вахрамеевой теперь.
Филипп Филиппович расхохотался.
— Видал? Полная осведомленность! — Он повернулся к Наташе, продолжая смеяться. — А ты чего наши разговоры слушаешь, бессовестная? Не стыдно?
Тем временем Александр Егорович, тоже ухмыляясь, снова наполнил рюмки.
— Рогожев? — спросил он. — Это который? Покойника Василия Терентьевича сын или брат?
— Сын. Павлом Васильевичем зовут.
— Василия-то ты не знал?
— Нет.
— И не мог, однако. Он в сорок девятом помер, теперь вспоминаю. Так, говоришь, начальством он у вас каким, Рогожев?
— Каким там начальством — отпальщиком. Ну и комсомолом на руднике заправлял, а теперь — парторг. Вырос!
— Батька у него печи знаменитые клал, на весь район славился. Каков-то сынок удался?
— В прошлом году в райком его сватали, Пашку. На отдел пропаганды, — вспомнил Филипп Филиппович. — Не вышло.
— Это как понимать?
Филипп Филиппович пожал плечами.
— Рогожев сам не рвется из рудника уходить.
Заеланный согласно закивал.
— Человек, Филиппыч, как кошка. К месту привыкает. — И, поднимая рюмку, глядя через нее одним глазом, спросил: — Так что, опрокинем давай? Чтобы дал бог не последнюю…
