Было около полудня, а я никак не мог разобраться — миновал ли опасные места, или все еще нахожусь на немецкой стороне. Но все равно надо двигаться.
Я поднялся и приказал пленному:
— Встать!
Он не выполнил моего приказа, только повернулся и лег на спину.
— Встать! — повторил я.
— Брось ты этот немецкий, что ты мучаешь себя, — сказал он по-грузински и, поморщившись от боли, попросил: — Отпусти немного веревку, вся кровь в жилах остановилась.
Такого чистого имеретинского выговора я не слышал даже в кутаисском театре.
— Ты что, грузин, черт тебя побери?
Он не ответил.
— Тебя спрашивают!
— Сам видишь. Чего еще спрашивать, — резко ответил он.
— Ничего я не вижу, — пробормотал я. И в самом деле — светловолосый, голубоглазый, он мало походил на грузина. Но когда я внимательно вгляделся в черты его лица, сомнения не оставалось — мы с ним одной крови.
Первое, что я подумал: «Он, наверное, из пленных грузин». Я знал, что немцы заставляют пленных работать тут в горах, прямо на линии огня. Они и лес рубят, и дороги прокладывают. Но зачем этот в немецкой форме? — задал я себе вопрос. И вообще, если он просто пленный, то почему он дрался со мной в шалаше, почему молчал столько времени, почему сразу не сказал, кто он.
— Как ты к ним попал? — спросил я.
— Слушай, парень, не устраивай, ради бога, допрос и следствие! — сказал он.
— А что, боишься допроса? — спросил я.
Он промолчал.
— Тот, второй, в шалаше, тоже был грузин?
— Нет, не грузин, немец.
— А может, все-таки скажешь, откуда ты, как твоя фамилия?
— Не скажу. Нет у меня фамилии, — сказал он и вдруг засмеялся. Не приведи меня бог еще раз услышать такой смех. Да и смехом это не назовешь — люди так рыдают, а не смеются.
— Не пойму, чего ты скрываешь от меня свою фамилию. Ну, да ладно — мне не скажешь, там заговоришь.
Тут он впервые посмотрел мне в глаза и сказал:
— Этого как раз я и не хочу. Не надо меня туда водить!
— А больше ничего не закажешь?
— Не думай, что я боюсь трибунала и расстрела.
— Да, уж по головке тебя не погладят, не надейся.
— Знаю, что не погладят! И я не об этом… Я тебя прошу об одном одолжении — буду тебе премного благодарен, если ты меня правильно поймешь…
— Нужна мне твоя благодарность. Ну что тебе, говори!
— Ты знаешь, в этой дивизии я с первого дня войны. Попал я в нее прямо из тбилисского пехотного училища, дали мне взвод… В дивизии меня многие знают — и красноармейцы и командиры. Вот и подумай, какими глазами они на меня посмотрят, что я им скажу!.. Будь человеком, избавь меня от этого.
