— Бессовестный ты человек, Тедо, — укорял Манучар председателя. — Как какой фотографщик из газеты приезжает, ты его ведешь ко мне на ночлег. А таким дорогим гостям в других домах постели стелешь. Что, по-твоему, в моем доме крыша протекает? Или в очаге огонь потух? Обижаешь ты меня, Тедо, кровно обижаешь.
Охрипший от долгих пререканий и объяснений, Тедо устало проворчал:
— Ну что им стоило побольше людей к нам послать. А так — одни неприятности.
Манучар ушел из сельсовета обиженный, хмурый, и даже Гогола, несмотря на все старания, не могла его успокоить.
В тот день семья Надибаидзе поднялась с первыми петухами. Захарий оседлал коня и поехал в Циплис-Цкаро встречать гостей. Георгий зарезал барана-двухлетку, подвесил его на крюк и принялся свежевать. Анука раздула огонь в тонэ, и вскоре во дворе к терпкому запаху дыма и отсыревшего за ночь сена примешался чудесный запах шоти-пури.
Когда немного рассвело, Георгий обстругал вертела из прутьев орешника, потом умылся, приоделся и сказал матери:
— Иду певцов приглашать.
— Так рано? — удивилась Анука.
— Сегодня певцы нарасхват будут. Видишь, — ответил Георгий, указывая на соседние дворы. То тут, то там пузатые тонэ выбрасывали в серое небо жаркое пламя.
В полдень у развалин старой крепости показалась машина. Анука оправила платье, обтерла концом головного платка губы и распахнула калитку. Большой запыленный автомобиль стремительно промчался по узкой тенистой улице, между живыми изгородями и, миновав усадьбу Ануки, остановился у дома Угрехелидзе.
Манучар в черкеске с белыми газырями проворно соскочил с машины и велел выбежавшей навстречу жене:
— Собаку привяжи, Магдана!
Из машины вышли гости: молодой человек, одетый по-городскому — в шляпе и светлом пальто, и грузный усатый мужчина в новеньких, начищенных до блеска хромовых сапогах.
— Прошу в дом, дорогие гости, — громко сказал Манучар.
На его голос выглянули соседи, и Ануке стало не по себе оттого, что она так поспешно открыла калитку — и вот осталась ни с чем.
— Где же мой Захарий? Вечно он опаздывает, — пробормотала она и поднялась на бугор у крепости, откуда были видны почти все калотубанские улицы и проулки. Собаки с лаем выскакивали навстречу машинам, что-то весело кричали детишки, но больше ни одна машина не завернула в сторону старой крепости.
Анука постояла немного, вздохнула и, не дождавшись мужа, вернулась в дом.
А через полчаса Захарий, осадив у калитки взмокшего жеребца, весело крикнул:
