— Эх, попить бы теперь из нашего молитского источника, — вздохнул он, возвращая котелок.
— А из источника бессмертия не хочешь? — рассмеялся Дубов. — Пей, нечего привередничать!
— Умру от жажды, а эту воду пить не буду. Не могу.
Дубов напился из котелка, вытер мокрые усы и прилег в тени вагона.
— Давно ты в Шираки? — спросил он.
— Два месяца.
— Поживи еще два, и, верь мне, наша вода покажется тебе вкуснее ключевой.
— Не то что два месяца, — две жизни проживу, а все равно и к воде этой не привыкну, и к вашей пустыне!
— Не спеши, друг! Ты еще увидишь, какой она бывает, наша красавица степь… Привораживает она человека. Я ее и на райские сады не променяю. Только обжить ее нужно.
Тракторист Николай Дубов родился и вырос в Шираки. Человек, который положил здесь начало его роду, служил в русских войсках, защищавших Грузию в начале девятнадцатого века от вражеских набегов. Многие из ветеранов кавказских войн, отслужив свой долгий солдатский срок, навсегда остались в Грузии. Одни выписали жен и детей из России, другие обзавелись семьями здесь. Так появились на восточных окраинах Грузии поселения отставных русских солдат: Свеченовка, Михайловка, Дубовка и другие. Сынам Дона и Волги Шираки пришелся по душе, он чем-то напоминал им родные просторы.
Дубов свободно говорил по-грузински, чуть заметный русский выговор придавал его речи какую-то своеобразную мягкость и певучесть. Манучару сразу понравился этот немолодой, рассудительный человек. И говорит он неторопливо, и походка у него степенная — идет по деревне таким медленным шагом, словно вспахал уже все поля на свете и больше некуда ему спешить.
Дубов хорошо понимал состояние Манучара. Нелегко горцу привыкнуть к степной жизни. Но он знал и другое: слова тут не помогут. Земля сама сделает свое дело. Он не раз бывал в горах и видел, как, с трудом удерживаясь на крутых склонах, крестьянин возделывал крохотное поле шириной в две бурки.
— Подожди немного, Манучар, — сказал он. — Прирастет твоя крестьянская душа к нашей степи…
Так оно и случилось.
Манучар глазам своим не поверил, когда весной с полей сошел снег и миру открылось ярко-зеленое море хлебов. Широко и привольно раскинулось оно, ничем не стесненное в своем разливе — ни горами, ни ущельями, ни межевыми канавами. Эти необозримые возделанные поля радовали сердце Манучара, рождая в нем ощущение великого порядка, преобразившего всю при-роду.
Первое время Манучар работал прицепщиком. С утра до вечера ходил он за агрегатом Дубова. Смотрел на отполированный землей лемех и пел:
