Питер. Битва близнецов | страница 7
Черные сгоревшие перья медленно кружатся в воздухе и падают вниз, сквозь облака.
Это жутко и очень красиво.
– Видишь? – говорит голос устало, совсем по-человечески. – Мне некого послать тебе на помощь, Мика. Все мои дети… вот что с ними стало. У меня больше нет для вас ангелов.
Мика говорит:
– Как печально.
Голос снова повторяет с интонациями автомата:
– Все мои ангелы заняты.
– Но мне очень нужна помощь! – говорит Мика. – Очень нужна!
Голос молчит. Гудки идут, но словно издалека, глухие и едва слышные.
– Пожалуйста, – говорит Мика безнадежно.
Голос молчит. Гудки идут.
Мика начинает кричать. Это боль и стон отчаяния:
– Хотя бы кого-нибудь! Пожалуйста!
Она останавливается, затем повторяет очень тихо:
– Пожалуйста.
Пауза. Тишина. Наконец раздается далекий гром… затихает.
Голос устало:
– Ладно, есть один…
Мика вскидывает голову:
– Правда?! Спасибо, спасибо!
Голос вздыхает.
– Но он тебе не понравится.
Тишина. В черных обугленных облаках на мгновение беззвучно вспыхивает и гаснет молния.
Когда Седой вошел, эти двое уже стояли напротив. Высокий, бритоголовый, голый по пояс – Уберфюрер. Он же Убер. Напротив – бородатый здоровый мужик в черной куртке. Мужик ухмыльнулся. «Это он зря», – подумал Седой.
– Меня часто спрашивают, почему я стал фашистом, – сказал Убер медленно. – И я отвечаю…
– Чего? – сказал человек.
Убер ударил его в лицо головой. Человек упал. Убер поднял его и врезал коленом – с оттягом. Мужик с размаху впечатался в стену. Бум! Сполз на пол, застонал. Убер посмотрел на него, склонил голову на одно плечо, на другое, как делают большие собаки. Затем пошел вперед.
На стене остался смазанный кровавый отпечаток лица. Как японский иероглиф. «Красиво», – подумал Седой.
Убер пошел к человеку. Тот начал вставать, подтянул ноги…
– Я говорю, это хороший вопрос, – сказал скинхед.
Человек поднялся – лицо залито кровью. Вытянул к Уберу руку. Скинхед резко перехватил ее, дернул человека на себя. С силой выкинул навстречу локоть. Н-на. Удар. Человек взлетел… Капли крови разлетелись по всей комнате…
В краткое мгновение Седой подумал, что есть в этом какая-то невероятная чудовищная красота. Возможно, что-то японское. Охуительное, как сад камней.
Мгновение закончилось. Человек с грохотом рухнул на землю. Застонал. Поднялся.
Упрямый.
«У людей вообще огромный ресурс прочности, – подумал Седой. – И при этом они могут сломаться от любой ерунды. От дуновения ветра. Как советский армейский «уазик».