– Я Викинг, – сказал парень. – Я – антифа.
– А я – анти-ля, – сказал Убер. – Нот еще много, можем побегать по октавам. Или ты о чем?
Но Викинга не так просто было смутить. Он встал перед Убером, оглядел его. Молчание.
– Я вас, фашистов, ненавижу, – сказал Викинг негромко. – Понял? Я бы вас зубами рвал, железом прижигал, щипцами давил, каждую косточку, каждый палец, чтобы вас, гнид таких, на свете больше не было.
Звучало довольно… маньячно. И устрашающе.
– Уберите этого психа, пожалуйста, – попросил Убер. Желтый и Синий засмеялись.
– Что, уже не такой крутой? – сказал Синий.
– Ни хера он не крутой, – сказал Желтый. – Викинг, задай ему!
– Готовься, фашист, – сказал Викинг. Полез за инструментами, загремел в ванночке. Потом вынул из жаровни раскаленный докрасна железный прут. Пошел к Уберу.
– Да ты сам фашист, – сказал Убер. – Не так, что ли? Ты сейчас что делаешь – убеждаешь меня добром и лаской? Перевоспитываешь личным примером? Ни-ху-я. Ты в меня раскаленным железом тыкать собрался, гуманист хренов. Фашист ты и есть. Ну, давай, убеди меня в обратном.
– Вот ты болтун, – сказал Синий.
– Ага, – сказал Желтый. – Попиздеть – это про него.
– Тот, кто пытает фашистов, – убежденно произнес Викинг, – не может быть фашистом.
Железо все ближе. Жар волнами бежал по обнаженной коже скинхеда.
– Я бы тебя разочаровал, чувак, но мне щас некогда, – сказал Убер. – Я щас орать буду. Потом поговорим. О’кей?
Раскаленный добела наконечник приблизился к плечу Убера… помедлил, словно решаясь… и вонзился. Ш-ш-ш. Ужасающая вонь горелого мяса. Вопль Убера был чудовищным, даже отдаленно похожим на крик Дракона.
Синий блевал в углу.
Убер проорался. Потом вдруг начал ржать.
– Ты чего?
– Ой, не могу!
– Чего ты? – спросил Желтый. Синий вернулся, вытирая рот. Воняло от него блевотиной.
– Чего он? – спросил Синий.
– Да я хуй его знает, – сказал Желтый. – Может, крыша поехала.
Убер лучезарно улыбнулся ему. Желтый осекся, отступил на шаг. Викинг равнодушно пошевелил кочергой в жаровне. Щелкнуло. Взвились искры.
Убер откинулся назад. Боль была невероятная, он стиснул зубы, чтобы не закричать снова.
Иногда ему, как любому человеку, становилось жаль себя. Он представил, как выглядит сейчас со стороны. Темная каморка, усыпанная битом кирпичом и мусором, вода хлюпает по углам, крысы шурудят. Из-под потолка свисает одинокая лампа на длинном шнуре. Свет качается, качается. Качается.
А он, Убер, чертов проклятый скинхед, привязанный, сидит на стуле. Весь его затылок в старых шрамах, и алеет один новый. Свежая кровь. Развороченное плечо дымится и воняет. Перед ним в лучах белого света стоят двое. Убер страшно избит. И его так жаль, он такой несчастный…
