Любят перец класть в буррито,
В рис кладут, кладут в рагу,
В кабачки и в курагу.
Я вспомнила, до чего Финч обожал петь и танцевать. Как он любил слушать музыку, рисовать, готовить.
– Девчачьи глупости, – ворчал Кирк, переживая, что наш сын растёт слишком мягким.
Я говорила ему, чтоб не болтал ерунды, но в какой-то момент уступила желаниям мужа и позволила заполнить свободное время Финча увлечениями, больше подходящими для мальчика. Спорт и техника (интересы Кирка) понемногу вытеснили музыку и искусство (мои интересы). Я не возражала, мне хотелось лишь, чтобы наш сын был собой – но со временем мне всё больше начинало казаться, что он идёт по стопам отца. Во всех смыслах.
Может, я мыслила слишком узко, ведь характер человека не складывается из его увлечений. Но меня не отпускало чувство, будто я потеряла сына. Потеряла их обоих. Мне так хотелось вернуться в то время. Сделать всё по-другому. Выделять Финчу меньше денег, уделять больше внимания. Я больше говорила бы с ним, даже когда он сам расхотел со мной общаться.
Я задумалась о своей жизни, о благотворительности, которой активно занималась, и вращении в соответствующих кругах. Как вся эта активность совпала с расцветом компании Кирка и переходным возрастом Финча. Трудно сказать, что произошло сначала, а что потом, но я была виновата. Я вспоминала все часы, потраченные на ерунду, которая тогда казалась важной. Встречи, вечеринки, салоны красоты, тренажёрные залы, теннисные партии, обеды и да, порой даже действительно важная благотворительная деятельность. Но что теперь? Важно ли это сейчас? Что из этого важнее, чем разговор с сыном о необходимости уважать женщин и представителей других культур и рас? Я думала о Кирке, о стопке денег в моей сумочке – они говорили всё о его отношении к жизни, во всяком случае, в последнее время.
Я думала о своей семейной жизни, о том, как изменились наши приоритеты с тех пор, когда мы только встречались. Думала, сколько раз мы совершали неправильный выбор, пусть даже в мелочах, и к какому эффекту он приводил. Как он мог повлиять на Финча, пусть даже подсознательно. Он видел, что его родители почти перестали разговаривать; всё свелось к обсуждению денег и других материальных аспектов. Даже комплименты Кирка теперь касались лишь моей внешности или новых покупок, не идей, талантливых работ и планов (впрочем, я сомневалась, что они у меня ещё были). Всегда ли у нас с Кирком было так? Может, я заметила это лишь теперь, когда Финч вырос и забота о нём перестала занимать всё моё время?
