Газета сетует на то, что в городе "встречается масса нищих, назойливо выпрашивающих у прохожих подаяние". Печатает три строки о самоубийстве проститутки "в заведении Беляевой" (цензор снял слова о том, что подобные случаи "приобретают положительно хронический характер"). Сообщает, что в Забулачье и Суконной слободе "объявился сыпной тиф" (цензор вычеркнул фразу, где говорилось, что часть больных положена в больницу, а о том, сколько людей, быть может, умерло по домам, "никто не знает").
Известия официальные отмечают назначение околоточного надзирателя Шевникова помощником пристава, приезд начальника главного тюремного управления, тайного советника Галкина-Врасского для осмотра мест заключения, возвращение из отпуска губернатора Андреевского, воспоследование высочайшего помилования 16 чуваш, приговоренных Казанским военно-окружным судом к смертной казни через повешение "за сопротивление властям".
…Казань к лету 1888 года была еще не достаточно обжита Ульяновыми. Им ближе недавно покинутый Симбирск, родное гнездо, живой интерес к которому так естествен и человечен. И как раз в это лето там произошло событие, взволновавшее Поволжье. "Волжский вестник" вышел с тревожной телеграммой: "Симбирск, 29 июня, И часов 30 минут ночи. Симбирск горит. Выгорела почти вся северная половина города от Ярмарочной площади к казармам. Пожар, начавшийся в час дня, продолжается".
Специально посланный на место происшествия корреспондент в нескольких номерах рассказал затем о бедствии, постигшем город. Выгорело одиннадцать улиц, много людей осталось без крова. Если бы цензорский карандаш не прошелся по столбцам газеты, читатели узнали бы, "что пожарные трубы были в частных руках, что общественные средства пошли не для борьбы с общим несчастьем, а для защиты крупных частных собственностей", что городской голова "был где-то тут, на пожаре — да голову-то потерял, или второпях забыл в канцелярии…"
Корреспондент печалился о судьбах тех, кто после пожара остался в одной рубахе. "Еще раньше сотни семейств не имели здесь никакого пристанища, а зиму и лето жили в землянках — ямах около Кирпичных сараев. Куда же теперь денутся новые, еще большие массы таких бедняков?"
Потом пожар постепенно забылся. Из Симбирска пошли корреспонденции о пустующем театре, где заезжий артист Ратмиров-Бушенко читал "Записки сумасшедшего" и скабрезные стихотворения, причем в том и другом "оказался одинаково скверным"; об открытии ночлежного приюта; о керосиновой монополии купца Воронкова, пользующегося тем, что Симбирск "в продолжении 7–8 месяцев от ближайшего города — Казани отделен двумя стами верст снежных сугробов и непролазной грязи"; о плачевном состоянии Карамзинской библиотеки, единственной в городе: отпускаемых денег едва хватает на оплату служащих, новые книги не на что покупать.
