Как же не гордиться всем этим!
Однако не все нынешние заводы выросли на пустом месте. Ярославский комбинат "Красный Перекоп" куда старше "Красного Сормова": он пошел от петровских времен, от Большой Ярославской мануфактуры. Костромскому льноткачеству больше двух столетий, и здесь выделывали лучшую для своего времени ткань. За границей она ценилась так высоко, что некоторые иностранные фирмы ставили на свои полотна фальшивое русское клеймо. Сохранилось и такое свидетельство: англичане скупали на верхневолжских мануфактурах "знатное количество столового белья" и перепродавали его гораздо дороже под видом английского не только в городах Европы, но также в Москве и Петербурге.
Рисуя картины жизни приволжского губернского, а тем более уездного города, скажем, в середине прошлого столетия, мы невольно соотносим их с тем, что видим в этом городе сегодня.
Сегодня — мощнейшие заводы, благоустроенные микрорайоны, проспекты, асфальт, дворцы культуры, широкоэкранные кинотеатры, институты. В прошлом — кустарные заводики, темнота, провинциальное мещанство, лужи у присутственных мест, тряская булыжная мостовая на главной, Дворянской или Воскресенской улице, тусклые керосиновые фонари и вообще черт знает что.
Но не утрачивается ли при подобных сравнениях подлинное ощущение истории?
Керосиновые фонари и лужи были в Париже и Лондоне. У Диккенса в его "Американских записках" есть описание Нью-Йорка сороковых годов прошлого века. Он говорит о свиньях на Бродвее: за экипажем бегут две дородные хавроньи, а избранная компания, с полдюжины хряков, только что завернула за угол. Вот, наверное, подходящие мерки при оценке культуры, благоустройста, благолепия Ярославля или Костромы сто — сто пятьдесят лет назад.
И окажется, что вовсе не столь захолустным был приволжский провинциальный город, что есть в нем разумная, со вкусом и размахом планировка, что жили в нем коллекционеры картин и мудрые педагоги, что среди местных церквей были великолепнейшие образцы архитектуры, что в ином провинциальном листке гражданственности было больше, чем в заполненном рекламой, сплетнями и описанием сенсационных преступлений сегодняшней бульварной газете на Западе.
Трудно без улыбки читать рассказы о том, как по Волге пошли первые неуклюжие пароходы. Дым, валивший из их труб, пугал бурлаков и крестьян приволжских деревень. Поползли слухи, будто "чертовы расшивы" движет нечистая сила, которая сидит там внутри и, должно быть, тоже устает с натуги, потому что "дышит оченно сильно, не по-людски, да и не по-воловьи, а как-то по-своему, больно громко и через трубу". Кое-где служили молебны с водосвятием, чтобы очистить опоганенную дьявольскими судами волжскую водицу. В одной деревне жители, завидев "посудину с печкой", в страхе покинули дома и попрятались на гумнах.
