Огоньки встречного судна. Опять вспышки. Капитан берется за радиотелефон.
— Теплоход девяносто восемь, я "Красногвардеец", прошу на связь.
После короткой паузы глуховатый голос:
— Я девяносто восьмой.
— На повороте не горит красный тридцать третий. Будьте внимательны.
— Спасибо. Счастливого плавания.
А плота все нет.
Холодно. Сквозь открытое окно рубки хлещет осенний ночной ветер. Идем, должно быть, в лесистых берегах, вода сливается с безмолвной чернотой. Только красные и зеленые огоньки бакенов.
— Ага! Вот он!
Далеко — светлые точки. Это сигнальные огни на плоту.
— Внимание, я теплоход "Красногвардеец". Встречные суда прошу на связь.
Река безмолвствует. Встречных как будто нет, можно обгонять плот. Три гудка — вопрос плотоводу, как обгонять. Ответ вспышками: обгоняйте справа.
Река делает здесь кривун, но плавный. Плот слегка раскатывает, однако это нам даже на руку. Обходим мокрые бревна, слышно, как чмокает вода. Все! Обошли!
Сколько же времени прошло с тех пор, как мы отвалили от пристани? Часа полтора-два?
В рубке темно. На секунду включаю лампу на столе. Прошло двадцать пять минут шестичасовой ночной вахты капитана.
Ясно, что Свирь не даст нам сегодня поговорить. Вахта будет беспокойной, постороннему лучше уйти из рубки. Желаю капитану доброй ночи.
Уже пять лет капитан Станислав Александрович Грязнов ходит по этой трассе. Он показывал открытку с изображением "Красногвардейца". На обороте каллиграфическим почерком, каким пишут адреса юбилярам, было выведено: команда поздравляет своего товарища, Грязнова С. А., который провел первое пассажирское судно через первый шлюз при открытии Волго-Балта.
— Для сына берегу. Подрастет, поймет. Все-таки память, каналы ведь не каждый год открываем.
— Знаете, наверное, весь Волго-Балт наизусть? Каждый кустик на берегу, каждую причальную тумбу в шлюзе.
— Да, — подтвердил капитан. — К сожалению.
Вот те раз! Сколько помню разговоров с капитанами — а разговоры эти начались свыше трех десятков лет назад, когда две навигации довелось мне ходить на теплоходе по Енисею в составе команды, — сколько помню, всегда для капитана и штурмана высшей похвалой было: знает не то что каждый мыс, а каждый камешек на том мысу. А тут — "к сожалению"!
— Будем откровенны, — продолжил капитан. — Темп жизни ускорился. Сейчас мне тридцать четыре. Капитаном я стал в тридцать лет. Это обычно, это заурядно. Прежде становились капитанами в сорок, сорок пять, даже позднее. Видимо, возраст имеет свои законы. Вот, запоминаешь кустики, к тридцати уже запомнил…
