— Где же это все приключилось?
— Да недалече. Тут ведь самые медвежьи места…
"Некрасов" высадил нас на пристани Топорня, откуда пассажиры добираются в город Кириллов, и пошел обратно в Череповец. Я остался поджидать попутного шекснинского "голубчика" — так здесь называют старенькие пароходы.
Был субботний вечер. Река без морщинки, только рыбины всплескивают. Пройдет буксирный пароходик, протащит по зеркалу вод ненарядное свое отражение — и снова тишина.
Я устроился на дебаркадере и проспал до пяти. Чуть дымился туман, на лугах дергал коростель. Сытые кони грызли выступ пристанского амбара.
— Догрызают, проклятые, — равнодушно сказала тетка, подметавшая дебаркадер. — Из лесу-то их комар выгнал.
Однопалубная старенькая "Печора" изрядно опоздала. Солнце поднялось высоко, когда мы отправились на ней дальше к Белому озеру.
Уж на что извилиста Ока где-нибудь под Рязанью, но Шексна в верховьях превзошла ее. Вон над лугами дымит пароход. Встречный или нам предстоит обгон? Ровно ничего не значит, что его нос повернут в ту же сторону, как и у "Печоры": через минуту все может перемениться.
За полуразрушенным бывшим Горицким монастырем — густо селилась по рыбной Шексне монастырская братия! — пошли холмы. Над песчаным обрывом виднелись остатки церквушки древнего погоста.
— Дяденька, глянь-ка, череп белеется! — подтолкнул меня парнишка, вертевшийся на палубе. — Мы сюда на лодке ездили, тут медные штуковины в песке.
В озерном краю уйдут под воду места, где издавна селилась новгородская вольница. Археологи искали здесь следы города Белоозеро. Нашли у истока Шексны. В Белоозере, как и в древнем Новгороде, уже в XI–XII веках настилались деревянные мостовые — раньше, чем в некоторых европейских столицах.
На мостике зашел разговор о Мариинке.
— Шексна что! Можно сказать, магистраль! — сказал капитан, и я снова услышал похвалу Петрашеню за шекснинские шлюзы. — А вот подойдем сейчас к Чайке…
Шлюз с этим поэтическим названием должен выпустить нас из Шексны в канал, сто с лишним лет назад прорытый в обход бурного Белого озера. Ну и сооружение! Деревянный маломерок! Оглобельки, вставленные в отверстия скрипучего ручного ворота, остались, наверное, со времен бурлаков и коногонов.
Белозерский канал, в который мы попадаем из шлюза, тоже узок и тесен. То и дело бурыми полосами ползут нам навстречу гонки. Вон особенно длинная, буксир ее едва тянет.
— Восемь шлюзований в Чайке! — прикидывает матрос.
Да, чтобы пропустить по частям этот плот, восемь раз будут закрывать ворота, наполнять и опоражнивать шлюз. А потом снова соединят все вместе и потянут дальше.
