Снова спрашивает его Айсолтан:
— Что же ты не поешь, Бегенч?
Не зная, что ответить ей, Бегенч бормочет:
— Да просто так…
Но Айсолтан не отстает от него:
— Что это значит — просто так?
У Бегенча все уже перепуталось в голове, он удивленно смотрит на Айсолтан.
— Разве я пел?
— А разве ты не пел?
— Ах, ну да, просто так шел и напевал про себя.
— Ну вот, я тебя и спрашиваю.
— Что спрашиваешь?
Улыбается Айсолтан:
— Да вот о ком эта песня: «Звонко, звонко звенят бубенчики твои…»?
— Да, да, они звенят… звонко, звонко звенят…
— А чьи же это бубенчики?
— Чьи?.. — Бегенч растерянно отворачивается. Взор его падает на коробочки хлопчатника. — Вот чьи, — указывает он. — Бубенчики хлопчатника!
Смеется Айсолтан:
— Ой! Что ты болтаешь, Бегенч! Какие же у хлопчатника бубенчики?
Но Бегенч уже овладел собой. Его страх прошел, и он говорит:
— А ты погляди, Айсолтан, — разве это не бубенчики? Смотри, каждый куст, как разряженная невеста!
Сравнение Бегенча нравится Айсолтан. Она внимательно оглядывает пышный куст хлопчатника и, помолчав немного, говорит:
— Ты это хорошо сказал, Бегенч. Только если песня твоя про хлопчатник, то к чему же эти слова: «Зимний день в весну обратит улыбка твоя»?
Нет, Бегенч больше не боится Айсолтан, словно перед ним не она, а какая-то другая девушка; смело глядя ей в лицо, он восклицает:
— Как к чему? Ведь каждая коробочка хлопчатника — это бутон; когда он распускается — это улыбка, каждое волоконце хлопка — солнечный луч, оно веселит душу, светом озаряет мрак, зиму превращает в весну!
Айсолтан в задумчивости срывает лист хлопчатника, который касается ее груди, подносит его к губам, безотчетно вдыхая сырой, тяжелый запах. Потом она говорит, и ее голос звучит теперь совсем по-другому, проникает Бегенчу в самое сердце:
— Бегенч, я не раз слышала, как ты выступаешь на собрании, делаешь доклад. И я всегда знала, что ты умеешь хорошо, складно говорить. У тебя богатый язык, красивый. Почему же ты не пишешь стихов, Бегенч?
— Ну, что ты, Айсолтан! О, если бы я был поэтом, я бы воспел хлопок! Я бы так воспел его! Все свои стихи я подарил бы ему. Ах, какое это растение, Айсолтан! Его нужно холить и беречь, как ребенка. И оно такое нежное, как девушка. А как трудно ему угодить! Оно капризнее самой строптивой невесты, за которой как ни ухаживай — ей все мало. Да ты не хуже меня это знаешь — разве ты сама не ухаживаешь за ним? Все мы круглый год, и в стужу и в зной, холим и оберегаем его. Мы думаем о нем дни и ночи, — ведь все наше добро, все наше богатство в нем.
