На этом участке, как, впрочем, и на других, освобожденных из-под трав, была спущена из района директива сеять горох.
Удел был большой, трактористы пахали его вторые сутки. Я оставил гнедого у дороги и, проваливаясь в борозды, зашагал по пашне к ближайшему трактору. Тракторист затормозил, остановился, увидев меня. Когда я подошел ближе, узнал в нем моего одноклассника Акая.
— Ну, как идет? — спросил я.
— Нормально, — отвечал Акай, — закурить есть? А то у меня кончилось, а к Хакиму, — кивнул он на дальний трактор, — далеко бежать.
Я угостил Акая сигаретой и сам закурил.
— Сколько пользы принесет теперь эта земля, а! — восторженно обвел я рукой вокруг. — А то ведь пропадала почти что даром!
— Ни черта она не принесет, — сплюнул Акай, — только скот передохнет, да и все.
— Стыдись, — вспылил я, — ты, как старик, болтаешь.
— Старики не болтают, — независимо поправил меня Акай, — старики сначала думают, а потом говорят, к не наоборот, как некоторые…
— Эх, ты, а еще десятилетку кончил, — упрекнул я, криво улыбнувшись, — простых вещей не понимаешь. А что же ты пашешь, если считаешь, что это неправильно?
— Послали, вот и пашу, не я, так другой. Этим дело не остановишь…
— Ладно, рули, — кинул я, — пойду промерю, что ты тут напахал.
Акай ничего не ответил, запустил мотор. Я постоял, подождал, пока его трактор отъедет подальше, чтобы не грохотало так в уши, и стал замерять, глубоко ли он пашет. Пахал он добросовестно.
«Вот тоже ровесник мой, а какая темнота, не может понять выгоды нового, — думал я, — хотя чему удивляться, новое всегда нелегко пробивает себе дорогу».
Проросшие корнями пласты земли блестели на срезах, как полированные, борозды шли прямые, четкие. Хорошо пахал этот Акай, трактор его был уже далеко, лемеха его плуга ослепительно вспыхивали на солнце.
Напарник Акая пахал, казалось, у самого горизонта.
«По бороздам да по огрехам туда и за целый день не дотопаешь, — подумал я. — Кто такой этот Хаким, что там пашет, что-то я такого тракториста не знаю у нас в колхозе? Хоть и вкруговую, но придется на гнедом доскакать, а пешком напрямик ноги поломаешь».
Гнедой отдышался, отдохнул после скачки и бежал снова с удовольствием. В последнее время, когда в колхозе появилась легковая машина, ему все меньше приходится работать, иногда днями стоит бедняга в конюшне рядом со старыми водовозными клячами. Так что сейчас гнедой наверстывал упущенное.
Дорога огибала удел узкой отчетливой лентой. Солнышко отогрело землю от утренних льдинок и инея, дорога почернела, верхний, схваченный за ночь морозцем слой оттаял, и из-под копыт гнедого летели жирные комья грязи. Я расстегнул фуфайку, солнце пригревало сильно.
