— Нет-нет, продолжайте.
— Да-да, подошел я к стратегическому поселению, притворяюсь, будто уток пасу. В руке хворостина, на голове шляпа из пальмовых листьев, передо мною, понятно, десяточек уток, покрякивая, к полю ковыляет. Я его еще издали заприметил — жердину эту. Шагает в пятнистом костюме маскировочном, карабин в руках у него маленьким, как игрушка детская, кажется. Подходит и останавливается рядом со мной. Замечаю: я ему головой только по грудь буду. Заквакал он что-то по-своему, сам глазами меня так и жрет: видно, признал чужака. Задрал рубашку мою, по штанам похлопал — нету ли, мол, оружия? А я — он-то по-нашему не разумеет — чешу его почем зря: «У-у, подонок, мать твою, я — партизан и сегодня тебя укокошу! Хватит, поизмывался над земляками моими. Слышишь?..» Оскалился он — улыбнулся, значит, — и прыг вниз, на поле. Утки от него врассыпную, но он, само собою, одну сцапал. А я тем временем нагнулся, нашарил припрятанную в траве гранату и сорвал зубами кольцо. Потом швырнул ее в Лошака. Он рухнул и забился, как рыба, выброшенная на землю, утки и вовсе разбежались по полю, а я со всех ног кинулся прочь. Янки потом постреляли вслед, просто так, для острастки.
— А его-то вы наповал уложили?
— Наповал.
Мы оба шли, глядя вниз, на дорогу.
— Мне бы хотелось сходить на реку, можно это? — спросил я после довольно продолжительного молчания.
Вопрос мой никак не был связан с рассказанной им историей о Лошаке, тем не менее ответил он сразу:
— Нет, пока никак нельзя.
— А вы сами бываете там?
— Очень редко, и то тайком.
— И близко отсюда река?
— Близко. В ненастные ночи здесь слышен шум волн.
— Вон как…
Дорога, убегавшая вдоль канала к Меконгу, была по-прежнему безлюдна. Лишь мы вдвоем, накрывшись нейлоновыми накидками, шагали по ней против ветра и дождя, сопутствуемые нескончаемыми историями Ут До.
Когда Ут До привел меня наконец на свой наблюдательный пункт, расположенный в манговом саду, дождь только-только перестал. Впрочем, то, что для вящей значительности именуется наблюдательным пунктом, на самом деле — небольшой расчищенный участок земли под низкорослыми манговыми деревьями с густыми кронами. Солнечный свет не проникал сквозь листву, и, стало быть, с самолета-разведчика здесь ничего не разглядишь. Даже вертолетам, спустись они к самым верхушкам деревьев и раскрути до отказа свои винты, не разворошить ветвистые кроны и не высмотреть ничего на земле. Убежище — глубокое, с толстыми, хорошо утрамбованными стенками — надежная защита от артобстрелов и бомбежек; в нем можно повесить два гамака, здесь же хранится рис, другие припасы, посуда. Рядом — стрелковый окоп. Ходами сообщения здесь служат садовые канавы.
