Потом я несколько раз шутил по поводу наших псевдосупружеских отношений и даже предложил ей спать вместе. Но Мария сказала, что это уже слишком.
Прозвучало это вполне искренне. Так мне показалось.
Когда мы прощались, она была в ауте. Я спросил ее, отчего она так переживает. Она сказала, что боится за меня.
- Ну и что. Я тоже боюсь, но ведь я же не кисну.
- Здорово ты меня утешил. Молодец!
Тогда мы рассмеялись, и стало легче.
И только когда ее поезд уже отходил, и потом, когда он совсем исчез из виду, я был близок к тому чтобы разреветься.
Но сдержался.
Я вышел из пивняка, и тут ко мне подвалила поддатенькая троица.
- Эй, закурить не будет?
Я усек, что у одного из них в лапе перо, и он прикрыл его, чтобы не светить. А это было скверно. Я медленно опустил пальцы в задний карман джинсов и, не вытаскивая их, сказал: "Нет, ребята, облом".
Не выгорит. Кто-то из них подался было ко мне, но тот, что был с пером, перебил его.
- Ладно, - хмыкнул он. - Твоя жизнь копейка, моя жизнь копейка, чего нам делить. Мож, пивка бухнем?
А, пошли. Мне было до фени. Все равно в общагу возвращаться не хотелось.
- Ты не думай, - просипел он мне в ухо. - Я вижу, что ты не наш.
Не из наших. Типа умный, да?
Я пожал плечами.
- Наверное.
- Ну, - он кивнул. - Я же вижу.
- Ладно, - сказал я. - Проехали.
Запросто могли прикурить меня ребята. Такой отстой.
Мне не понравилось, что я почти не испугался. Это было как-то по-упадочному безжизненно. Жизнь - копейка. Вот она, тоска-то русская, трахни ее в копыто.
А ножа я с собой никогда не носил. Да и вряд ли сумел бы им воспользоваться.
Я стал сильно пить. Пожимал плечами и говорил: "Мне нужен допинг. Я не могу без этого".
Но я пил все больше, а жажда не проходила, и содрогнувшись при мысли, что я запросто могу спиться, я перестал было пить, но обнаружил, что даже к алкоголю у меня нет ни настоящей привязанности, ни настоящей тяги. И тогда я махнул на все рукой, и мне было уже безразлично, сколько я работаю, сколько сплю, сколько лакаю этой гадости, мне было наплевать абсолютно на все. А потом настала мучительная бессонница, и я глотал таблетки, и выполз какой-то беспричинный, тошный и скользкий страх, и все заскользило, посыпалось, и я оказался в больнице с диагнозом депрессия и провалялся больше месяца, пока не приехала Мария.
Я вошел в маленькую комнату с большим окном. За столом сидела женщина лет сорока. Она кивнула мне на стул напротив нее. Она спросила мое имя. Я ответил. Она записала в журнал. Окно отбрасывало на ее лицо бесцветный отсвет, и от этого само лицо ее казалось неживым, гипсовым.
