Так было, так есть.
И меняются времена, но все так же враждуют они между собой, и таят злобу новые жертвы великой глухоты и великого страха, и лелеют месть все новые дети, и подадут они прежде псам своим и псам бездомным, а потом лишь родителям своим.
Я вижу свет твой, Мария, и музыка твоя звучит для меня, и я слышу ее. Твои руки и ладони, и небо в них, и листва деревьев, и губ твоих сладость и одежд твоих дуновение. Откровение глаз твоих и голоса твоего звук, когда ты зовешь меня, когда ты отвечаешь мне, и двери дворца твоего открыты, и сердце твое исполнено любви, и движения твои созвучны с ним, и все, что исходит от тебя, все, что душа твоя, как сокровищница великая, подарит мне, как свадебный подарок принесет она сокровища сверкающие, и я буду знать тебя.
И ты откроешь мне руки, и я буду знать тебя, и от любви моей станет сила моя, не бессилие, и руки мои примут тебя, как ты принимала меня, когда я пришел к тебе, и от сладости твоей родится жизнь моя и вновь родится, от любви твоей станет спокойным путь мой, и легко мне будет идти, и не скажу я: "Вот стрела, и сделала она меня слабым, и боль от нее во мне".
И прекрасна ты, и тянусь я к тебе в любви своей, Мария!
Какая тень падает меж нами, я вижу скалу, от которой тень эта, и вижу я двери затворенные и тех, кто не может войти в них, вижу я корабли, что стремятся к берегу, но гаснет огонь маяка, и нет им пути во тьме, и разбиваются они о камни, о скалы, и гибнут все сокровища их, и все люди их гибнут. И кто-то будет говорить о мести, и кто-то скажет о войне, но никто не скажет слова любви. Кто скажет им о любви ?
И забытые в нужде своей дети забудут родителей в нужде их. И падут города, и станут руинами дворцы, и предастся забвению все, что было от них, и будут гореть библиотеки, и кони станут топтать копытами пергаменты и книги, и меч будет торжествовать, и человек будет рождаться для войны но не для мира.
Кто скажет им слово любви, чтобы пало в прах оружие их, чтобы обнялись они. О любви своей скажи им, Мария!
Мы как будто играли в игру.
Мария стелила мне на кушетке и говорила: "Спокойной ночи".
И уходила. Я дожидался, когда она выключит свет, и шел к ней.
Это значило: "Был день. Теперь ночь".
И мы больше не разговаривали. А иначе не заснули бы до утра, это точно.
Один раз я вошел к ней со свечкой и хотел поставить ее рядом с диваном на пол. Но Мария задула ее.
А утром она целовала меня, и я просыпался, или я просыпался раньше и смотрел на ее лицо, и мне казалось, что она не спит, а только притворяется, и как будто так оно и было, она вдруг улыбалась, не открывая глаза, и поворачивалась ком не, и я встречал ее губы.
