Котовский с первым полком уже подошел к переправе на расстояние менее ружейного выстрела. Вот он взмахнул красной фуражкой, и пулеметные тачанки круто развернулись и хлестнули горячим свинцом по конным сотням Тютюнника и Яковлева. Переправа мгновенно закишела, словно муравейник. Вражеская конница вышла из повиновения, бросила свою пехоту и побежала. С полного хода всадники врезались в гущу людей и стали саблями прокладывать дорогу сквозь людское месиво на западный берег реки. Узкий мост оказался для петлюровцев западней. Он не вмещал бурного потока отступающих, и многие стали бросаться в воду, хватаясь за доски, ящики, и плыли вниз по течению, оглашая берега Збруча воплями и проклятиями.
Криворучко, Шинкаренко, Скутельников, Вальдман, весь взвод Яблочко и многие другие бойцы и командиры обоих полков с грохотом ворвались на мост. Они отсекли части петлюровцев на восточном берегу от их частей на западном берегу, повернулись спиной к перепуганным польским пограничникам и обрушились на петлюровцев градом сабельных ударов.
— A ну геть отсюда! — вопил Криворучко, размахивая клинком. — Кончилась ваша неделя! Очищайте мост и кладите зброю на землю! Кто не подчинится — кончит собачьей смертью!
И Криворучко выразительно показал глазами в поле, где угрожающе маневрировали два пулеметных эскадрона бригады.
Большая толпа петлюровцев оказалась отрезанной от моста и теперь стояла молча, тревожно озираясь вокруг.
Неожиданно рыжий плечистый гайдамак рванулся в задних рядах и бросил через головы передних винтовку на землю.
Примеру гайдамака последовали другие. Все они молча стали бросать на землю оружие и выходить на дорогу строиться.
Вахмистр Митрюк, которому каждодневные хлопоты с пленными осточертели, вдруг горестно взялся рукой за щеку и доложил эскадронному Вальдману, что у него нестерпимо разболелся зуб и что ему надо немедля обратиться к эскадронному фельдшеру.
Вальдман понимающе посмотрел на Митрюка и кивнул в сторону петлюровского обоза:
— Езжай, вахмистр, и подлечись. Заодно посмотри там, каким добром нагружены вон те повозки!
Эскадронного командира и его вахмистра давно уже сверлила мысль, где бы раздобыть сапоги для бойцов эскадрона. Обувь у многих поизносилась, просила каши, а на складе полкового цейхгауза было пусто.
Подъехав к обозу, Митрюк мгновенно забыл о «больном» зубе, привязал коня к оглобле и коршуном набросился на повозки…
Из двери пограничной кордегардии с напускным спокойствием вышел польский офицер. Он подошел к Криворучко, стянул с руки лайковую перчатку и, отдав честь, вежливо заметил:
